Такое же ощущение — сейчас точно током прострелило — испытал он ещё до службы, когда впервые батя взял его с собой на охоту. Отец, старый таёжник, очень хотел, чтобы и сын унаследовал их фамильную профессию. Так уж повелось у них в роду издавна. И видать, не думалось старику, что иную дорогу выберет Антон. Потому и взял с собой, хотя тот и работал помощником повара в местной столовой. Антон впервые вышел на медведя, и вот тогда-то у него, как и сейчас, стянуло кожу на затылке...
Батя сделал своё дело точно и верно, но у самого Антона осталось ощущение беспомощности. И, промахнись отец, не ударь точно ножом медведя в живот, когда тот пошёл на него «в объятья», неизвестно, чем бы дело кончилось...
Однако охотника из него так и не вышло. А потом пришло время, его призвали на флот.
И вот сейчас всё это вспомнилось ему при виде зеленоватых хищных точек. Сразу же горячо плеснулась мысль: «Это хорошо, что удалось его встретить! Теперь надо только сделать своё дело, потом забраться на сопку и разжечь костер...» На какой-то миг перед ним мелькнули лица голодных ребят, пронзительно-едкий взгляд Клинова прожег его ледяными зрачками. «Я иду. — Антон стиснул рукоятку ножа, чувствуя, что рука не очень тверда. — Я иду. Ты же, гад, не упрекнёшь уж меня тем, что я утопил продукты. И Кныпа не упрекнёшь...»
Утром они обыскали всё судно, прибрежный кустарник — Антона нигде не было.
— Сбежал, салага, — сказал Клинов. — Струсил. ЧП, товарищ мичман.
— Пропадёт в одиночку, — встревожился Суходолов. — Надо поглядеть окрест.
— Попробую догнать, — вызвался Клинов. — Следы не совсем замело, далеко не уйдёт.
— Давай. Только вот что, Клинов, о ЧП забудь, о человеке думай. Понял? Иди! В случае чего костер запали на сопке.
Клинов спрыгнул на берег, отыскал проступавшие в снегу следы, ведущие к ближней сопке, и зашагал в глубь побережья. Через две-три минуты Клинов пропал, и что-то тревожное почудилось Суходолову в этом его исчезновении за белой метельной стеной.
К вечеру боцман Кнып и Чхеидзе выпаривали собранные водоросли — готовили отвар на ужин. На камбузе резко пахло йодом.
— Если Клинов найдёт Антона, тот его может ухлопать, — сказал вдруг Кнып. Его всё ещё сильно знобило.
— Ты что, совсем больной? — изумился Чхеидзе. — Как нехорошо думаешь!
— Ты видел лицо Антона, когда Клинов винил его за утопленные продукты? Антон задыхался, будто его душили.
— Клинов и тебя винил.
— Я поопытней, поспокойней. Антон слишком горяч.
— Неужели он сбежал?
— Куда здесь бежать? Я о другом думаю.
— Может, он... того, а, боцман?
— И сам не знаю, о чём думать, — вздохнул Кнып. — Только не для этого Антон с судна ушёл, чтобы сбежать.
Чувствую, не для этого. Что-то замыслил он... — И неожиданно заключил: — Может, и мне с ним надо было идти...
— Ничего не понимаю.
— Я и сам не понимаю, но что-то здесь не то...
— Иди, боцман, отдыхай, — мягко сказал Чхеидзе. — Тебе совсем плохо, дорогой. Завтра обязательно достану для тебя нырка. Палкой убью. Целый день буду караулить, а убью. Иди, дорогой, иди.
Совсем стемнело, когда на одной из сопок заметили костер. Временами пламя пропадало, знать, пригибало его ветром, потом появлялось опять, робкой свечой светилось в необъятной черноте северной ночи.
Суходолов и Чхеидзе, торопясь, перевалили через ближний холм. Шли молча, не спуская глаз с помигивающего вдали отблеска костра, боясь упустить его из виду. Старый мичман задыхался от быстрой ходьбы, на последнем крутом подъёме стал совсем сдавать, и Чхеидзе пришлось поубавить шаг. Когда наконец приблизились, от костра, пошатываясь, отделилась фигура. Это был Клинов.
— Где Антон? — спросил Суходолов, держась за сердце. — Что с ним?
— Возьмите вот это. Тяжело, мне не удержать, — как-то странно, чужим голосом ответил Клинов, протягивая мичману большой тёмный кусок. — Вам нёс, на судна, а вы вот здесь. Держите.
Пальцы Суходолова утонули в мохнатой шерсти. Голова кружилась, дрожали ноги. Дурманяще пахнуло парным мясом.
