Пилар отступила на шаг. Почти страшась того, что может услышать в ответ, она спросила:
— Что ты подразумеваешь под этим?
— Я всего лишь хотел уточнить, рады мне здесь или нет. Готов признать, что мой вопрос прозвучал несколько двусмысленно.
— Как у тебя вообще язык повернулся сказать такое! Ты ведь знаешь, что я выхожу замуж за Чарро.
— Хотелось бы надеяться, что твой решительный отказ принять меня в качестве жениха был всего лишь уловкой, направленной на то, чтобы вызвать в губернаторе Пачеко сострадание к моей особе. Однако не могу сказать, что этот способ показался мне слишком удачным. Кому нужна такая помощь, которая превращается в пытку, приносящую человеку адскую боль.
— Что-то я не заметила следов этой боли. Или ты ее очень искусно скрываешь?
— Многолетняя привычка облегчила мне эту задачу.
— Как бы там ни было, решение принято. Я выхожу замуж.
— И ты уже дала клятву верности? — поинтересовался он с ноткой сарказма в голосе.
— Конечно!
— Скажите пожалуйста!
Она вскинула голову, готовая дать Рефухио достойный отпор.
— А ты думал, что я всю жизнь буду ходить следом за тобой?
— Я не исключал такой возможности. — Он пожал плечами. — Сам не знаю почему.
— Я тоже не знаю. Ты все время обманывал меня!
— А, ты об изумрудах, — сказал Рефухио, с готовностью воспринимая перемену темы.
Пилар повернулась к нему спиной, сделала несколько неуверенных шагов, но тут же вернулась назад.
— О чем же еще? Ты скрыл это от меня, а ведь прекрасно знал, как много это для меня значит. Несколько недель ты скакал бок о бок со мной — с карманами, полными изумрудов, и не обмолвился о них ни единым словом. Как ты мог!
— А о том, что эти камешки значат для меня, ты не хочешь узнать? — Он не отрывал пристального взгляда от лица Пилар, пылающего гневом.
— Ах да, как же я забыла. Все владения семьи Карранса остались в Испании и потеряны для тебя навсегда. Но их с успехом сможет заменить гасиенда в Техасе, стада коров, и табуны лошадей, и толпа чаррос, готовых по твоему приказу отправиться хоть на край света. И из-за этого ты предал меня?
— Ничего подобного, — нетерпеливо прервал ее Рефухио. — Пойми же, отдать тебе изумруды значило поставить тебя под удар, если бы дону Эстебану удалось схватить нас. Кроме того, обладая этими камнями, я получал возможность удержать тебя рядом с собой.
Она презрительно прищурилась.
— Хорошего же ты мнения обо мне, если решил, что меня можно купить.
— И опять ты не права. Пока я берег наследство твоей матери, оно было полностью защищено от посягательств дона Эстебана. А до тех пор, пока ты не знала о существовании этого наследства, у тебя не было ни повода, ни причин покинуть меня.
Рефухио выглядел беззащитным, когда с напряженным вниманием ждал ответа. Он стоял неподвижно, прижавшись к двери, будто боясь шелохнуться.
Пилар смотрела на Рефухио и чувствовала, что все ее существо рвется к нему. Она была нужна ему. Он готов был рисковать своей жизнью, лишь бы только она оставалась рядом с ним. Прошло немало времени, прежде чем Пилар снова заговорила:
— Неужели ты считал, что если разделишь со мной эти изумруды в Новом Орлеане, то я, недолго думая, брошу тебя и вернусь обратно в Испанию?
— Разделю? — повторил Рефухио непонимающе.
— Естественно, у меня бы хватило совести не забирать все изумруды себе. Ты ведь потерял в этой жизни не меньше, чем я.
Лицо Рефухио будто окаменело.
— Какая щедрость. Но я снова возвращаюсь к сути проблемы: став богатой и независимой, ты могла бы решить, что я тебе больше не нужен и что мы отныне пойдем каждый своей дорогой.
— Господи, по-твоему, ничем другим, кроме денег, женщину удержать нельзя? У нее что, нет головы на плечах и она сама не может решить, уйти ей или остаться, руководствуясь только своими собственными желаниями?
