– Нет, продолжайте, – возразил Шпренглер. – Ведь вам так и не терпится сообщить мне, что именно мальчик увидел там. Жнеца, верно?.. Разве не бытует мнение, что некоторые люди могут видеть в зеркале отражение Жнеца? Так вот, забудьте об этом, старина, выбросьте из головы! От такой истории пришел бы в восторг разве что «Нэшнл энквайер». Расскажите мне теперь о трагических последствиях и попробуйте доказать, что все это как-то связано с мелькнувшим в зеркале отражением. Что, этого Бейтса вскоре сбила машина? Или же он выбросился из окна? Что?..
Мистер Карлин печально усмехнулся:
– Кому, как не вам, знать, Шпренглер? Разве не вы уже дважды упомянули о том, что интересуетесь… э-э-э… историей зеркал Делвера? Нет, никаких трагических совпадений, ничего ужасного. Именно поэтому зеркало Делвера не является печальной притчей во языцех, как, к примеру, алмаз «Кохинор» или проклятие, лежащее на гробнице фараона Тутанхамона. Да все эти штучки – сущие пустяки по сравнению с зеркалом!.. Вы, очевидно, считаете меня глупцом?
– Да, – ответил Шпренглер. – Так мы можем туда подняться?
– Ну разумеется! – пылко воскликнул мистер Карлин, вскарабкался вверх по лесенке и толкнул дверцу. Она со стуком откинулась и открыла зияющий темнотой квадрат. И мистер Карлин тут же исчез, скрылся в этой темноте. Шпренглер последовал за ним.
Слепой Адонис проводил их ничего не выражающим взглядом.
На чердаке было страшно жарко. Единственным источником освещения служило затянутое паутиной многоугольное оконце, превращавшее яркие солнечные лучи в слабое мутно-серое мерцание. Зеркало стояло у стены, под углом к свету, вбирая большую его часть и отбрасывая жемчужный прямоугольник отражения на противоположную стенку. Оно было надежно прикреплено болтами к деревянной раме. Мистер Карлин старался не смотреть на него. Сознательно избегал смотреть.
– Хоть бы скатерть какую на него набросили… – проворчал Шпренглер. Впервые за все это время в голосе его прозвучали гневные нотки.
– Знаете, я отношусь к нему как к глазу, – заметил мистер Карлин каким-то грустным, отрешенным голосом. – Если держать глаз открытым, все время открытым, возможно, он и ослепнет…
Шпренглер не обратил на эти слова ни малейшего внимания. Снял пиджак, аккуратно подвернул манжеты рубашки и с необыкновенной осторожностью, даже какой-то нежностью стер пыль с чуть выпуклой поверхности зеркала. Затем отступил на шаг и посмотрел.
Настоящее… Теперь в этом не было никаких сомнений, да он, собственно, и раньше не сомневался. Превосходный образчик, истинное творение гениального Делвера. Забитая разным хламом комната, он сам, смотревший куда-то в сторону Карлин, – все это отражалось в зеркале ясно, отчетливо, казалось почти трехмерным. А эффект небольшого увеличения придавал каждой черточке и детали легкое, приятное глазу искажение. Наделял эдакой особой округлостью и выпуклостью, что делало отражение… уже почти четырехмерным. Это было…
Тут ход его мыслей прервался, а сознание затопила жаркая волна гнева.
– Карлин!
Карлин не ответил.
– Карлин, идиот вы эдакий! К чему это вам понадобилось говорить, что девушка не повредила зеркала?
Ответа не последовало.
Шпренглер злобно смотрел на его отражение в зеркале.
– Вот здесь, в верхнем левом углу, что-то заклеено липкой лентой. Выходит, там трещина? Она все-таки разбила его? Ради Бога, ну что же вы молчите? А, Карлин?..
– Это вы… Жнеца видите… – пробормотал Карлин каким-то замогильным, глухим и бесстрастным голосом. – Нет там никакой липкой ленты. Да вы пощупайте… сами убедитесь!..
Шпренглер спрятал руку в рукав, протянул ее и осторожно коснулся стекла.
– Ну, видите? Ничего сверхъестественного. Все исчезло. Я закрываю это место рукой и…
– Закрываете? А где же тогда ваша липкая лента? Почему бы вам ее не содрать?
Шпренглер так же осторожно отнял руку и заглянул в зеркало. Отражение показалось еще более искаженным; дальние углы комнаты зияли пустотами, словно ускользали в некое невидимое и бесконечное пространство. Ни черного пятна, ни трещинки… Безукоризненно гладкая чистая поверхность. Он почувствовал, как его вдруг обуял беспричинный ужас, и тут же ощутил презрение к себе за слабость.