— Вам чего надо? — грубо спросил Рис Фримен, обернувшись к Гвинет и Герварду. — Давайте, выкладывайте и проваливайте поскорей!
— Матушка прислала нас за солью, мастер Фримен. — Гвинет протянула лавочнику кожаный кисет.
— И просила, чтоб без песка, — добавил Гервард. — Не как в тот раз.
Рис Фримен стиснул зубы и вырвал кисет у Гвинет из рук.
— В жизни никому песка не продавал! — буркнул он, будто кто-нибудь мог в это поверить. Протопав в дальний угол, он выгреб из мешка пригоршню соли, наполнил кисет и швырнул его через прилавок. Гвинет лизнула палец и попробовала содержимое кисета на вкус. Определённо, соль.
— Спасибо, мастер Фримен. Вы не могли бы записать это на счёт «Короны»? Матушка говорит…
Неподалёку раздался громкий треск, и послышались крики. Гервард бросился к двери.
— Смотри, Гвинет! Колесо отвалилось!
Он выскочил на улицу. Гвинет торопливо распрощалась с мастером Фрименом и поспешила вслед за братом.
На шум уже сбежались люди. «Как бабочки на пламя свечи» — подумала Гвинет. Подвода дядюшки Оуэна завалилась набок возле самого пролома. Похоже, переднее колесо просто слетело с оси. Земля вокруг была усыпана щепками, а огромный камень, лежавший на подводе, соскользнул на землю. Мулы отчаянно лягались и вопили, пытаясь выпутаться из постромок. Дядюшка Оуэн вытащил нож и разрезал перепутанную упряжь, а Гервард уже мчался через улицу успокаивать перепуганных животных. Гвинет задержалась только, чтобы завязать кисет. Зевак вокруг повозки собралось уже столько, что ей пришлось проталкиваться сквозь толпу. В середине несколько мрачных каменщиков разглядывали последствия катастрофы. Великан, пришедший с дядюшкой Оуэном, пытался приподнять камень. Мускулы его вздулись буграми, лицо покраснело от напряжения. Наконец, повозка медленно накренилась, и камень шевельнулся.
— Берегись! — крикнул один из каменщиков.
Великан ничего не ответил, только покрепче перехватил камень.
— Брось, парень! Без мулов и верёвок тут не справиться!
Мэтт Грин хлопнул силача по спине. От неожиданности тот дёрнулся и ободрал руку об острый зуб сломанной оглобли. Алая кровь на сером камне казалась особенно яркой. Гвинет громко ахнула, увидев большую щепку, засевшую в мякоти большого пальца великана. Сам он не проронил ни звука.
— Бедвин!
Оуэн Мэйсон схватил великана за руку и внимательно осмотрел рану.
— Надо перевязать. Лучше бы сразу показать руку брату Патрику.
Великан покачал головой, но Оуэн был непреклонен:
— Не валяй дурака! Что если рана нагноится? Слышь, Гвинет, — Оуэн повернулся к племяннице, и взгляд его потеплел, — отведи-ка Бедвина в аббатство и пусть он покажет руку брату Патрику!
И тихонько добавил, уже для одной Гвинет:
— Парень давно у нас работает, только на пристани. А сюда ни разу не поднимался и никого из монахов не знает. И ещё: тебе надо будет самой объяснить брату Патрику, что случилось. Бедвин не может говорить.
— Да, дядюшка, — пробормотала Гвинет.
— Спасибо, родная, — улыбнулся Оуэн Мэйсон и, притянув племянницу поближе, прошептал ей на ухо:
— Бедвин, хоть и не говорит, но все понимает. И не бойся его, он и мухи не обидит.
Гвинет дрожащей рукой тронула великана за рукав.
— Пойдёмте со мной, мастер Бедвин.
Бедвин обернулся и посмотрел на неё с высоты своего гигантского роста. Лицо его, обрамлённое спутанными волосами, выглядело мрачным и суровым. Поначалу Гвинет стало не по себе, но тёмные глаза великана были большими и кроткими, как у испуганного оленя, и она улыбнулась. К её удивлению, Бедвин в ответ поклонился, церемонным жестом приложив раненую руку к груди. Может, и ей надо сделать реверанс? Тряхнув головой, Гвинет потянула Бедвина за собой к воротам аббатства. Гервард передал успокоенных мулов Мэтту Грину и побежал следом.
Толпа беззвучно расступалась перед ними. Многие бросали на Бедвина косые взгляды, а жена кузнеца даже спрятала своего малыша в складках юбки. Гвинет стало обидно за великана, который шёл за ней, послушный, как овечка.
Дверь часовни Пресвятой Девы была открыта — только что закончилась служба девятого часа[1] и монахи гурьбой выходили на улицу. Гвинет видела высокую фигуру аббата Генри и рядом с ним — Годфри де Массара, гостя из Уэллского собора. Все знали, что настоятель собора, декан
