Не то нехорошо, что далеко - нехорошо, что самолётом.
Надежда только на неумолимое течение времени да на интерес Бога ко мне живому. Я еще смогу стать лучше, Господи, мне еще не пора. Вот увидишь. И не смешно вовсе. А работодатели - святые люди, взяли мне билет до Москвы - на самолёт. До Петропавловска - понятно, но до Москвы?
Наверное, в качестве разминки.
Святая простота, как говорил один великий, но не слишком счастливый в итоге мыслитель.
Эх, гормоны мои... Каждый из них сейчас ждёт послезавтра.
Очень похоже, что я стал обычным человеком - устаю, болею, боюсь ерунды, и ещё, срам сказать, куда то исчезли постоянные фоновые мысли о женщинах. Точнее, иногда исчезают.
Получается, не понимал, что так не у всех?
Есть и хорошие новости.
Видел сегодня в «Магните» «Агдам».
Добрый же знак... «Ни хрена себе», - сказал я...
- «Да, - ответила бутылка. – Да», - и усмехнулась.
19-21 мая
Аэропорт Воронежа оказался полон разноцветной англоговорящей народностью. Но это в зале отлёта. Отдельно стоит огромная очередь на отдых в Турцию. Торжество среднего класса. Да-да, всё, как мы любим. Ожирение, тяжелые взгляды даже у детей, ругань и тягучая жара.
А самолёт оказался новым.
Аэрофлот. Лететь пятьдесят минут. Но полтора часа ждали, пока заберут человека, которому стало плохо, и его багаж.
Интересна причинно-следственная связь. Я нервничал, искал и находил знаки. Вот, мол, стало плохо, его сняли, а все потом упали и погибли.
Нет, не боялся.
Странно.
В Шереметьево встретил друг по имени Павел.
Привёз подземным фуникулёром в другой терминал. В пути мне объяснили, что «Аэрофлот» - это здорово. Новые машины, отличные экипажи.
На аэродроме уже перед посадкою вспомнил, как мы около суток шли в шторм на малюсеньком кораблике по Берингову морю. Боюсь самолётов, потому что без шансов. А тогда, в море? Были бы шансы при температуре воды плюс четыре? Ой, вряд ли.
До Петропавловска вез огромный «Боинг-777». С собственным именем «Михаил Булгаков».
Лететь на таком не страшно. Но долго...
О чём думаешь, когда летишь высоко-высоко?
А вот о чём...
Люди живут посреди большого, невероятно разного мира, но отношение к нему можно охарактеризовать, как всеобщую подмену понятий и здравого смысла оправданиями в виде придуманного права собственности и господства.
Меж тем неверно говорить «это наша река», или «наши поля». Правильно было бы : «мы этой реки», «мы этих полей». Скорее всего, именно так и обстояло, пока люди не придумали идеологию.
Кстати, я и в полёте не пропустил Реку. Сфотографировал Енисей где-то в среднем течении. А вот монетку кинуть - никак. Увы.
Севернее Якутска самолёт немного доворачивает от полярного круга восточнее, прямо на Петропавловск-Камчатский.
Тут, в небе, уже утро. Сейчас принесут завтрак. Меж тем в Москве около двадцати двух часов. В пути ещё часа три.
А вообще «Аэрофлот» снова лучший. Как в моём детстве.
Как все в обратную крутанулось. Или круг сделало.
Под крылом хребет Арга-тас. Места моего первого настоящего поля.
Приземление, долгий выдох. Петропавловск. Заснеженный вулкан и вой собак из багажа.
Собак перевозят в клетках. Огромные маламуты с синими глазами. Выражение морд - словно второй раз родились. Воют на выдаче.
В этих звуках и счастье, и возмущение, и непонимание причин всего этого ужаса.
Далее всё бегом-бегом. Сон – автобус - шесть часов езды и село Майское - вертолёт – вулканы - Кумроч.
Долетели до участка. Только трубы торчат из снега.
Метров пять-шесть. Откопали домики.
24 мая
Первое землетрясение. Слабенькое, но продолжительное.
Свежие, по сравнению с теми местами, где мне уже довелось работать, особенности Камчатки заключаются не в количестве снега или в необычности ландшафта, нет.
Тут тёплая земля.
То есть под слоем снега незамёрзшая земля. И нет вечной мерзлоты. Хотя в голове прочно, на уровне доопытном сидит: такие виды непременно с вечной мерзлотой.
А ещё свежий пепел. Совсем рядом и Толбачик, и Ключевская сопка. Иногда воздух вдруг начинает скрипеть на зубах.
Никогда ещё не видел столько свежих лавововых потоков.
Ну как — свежих: не вчерашних, конечно, но почти невыветрелых.
