Ровно в шестнадцать часов он встретил в метро на Невском проспекте жену и дочек и сразу ошарашил их неожиданным вопросом: «Где здесь поблизости валюту меняют?»
— Ты что, поиздеваться над нами решил? — набросилась на него Надежда и хотела было сразу уехать, но Валентин ее удержал.
— Подожди, Надя. Мне действительно нужно пару сотен на рубли обменять. Хочу вам новогодние подарки сделать, — наслаждаясь каждым произнесенным словом, объяснил он.
— Вам что, на заводе стали валютой платить? — с иронией спросила жена.
— Размечталась. На заводе предложили запчастями рассчитаться. Если тебе гусеницы от танка нужны, могу привезти. Это мне одна совместная фирма ответственную работу предложила. Она спасением человеческих жизней занимается, что-то вроде МЧС. Разглашать подробности не имею права. Они аванс выплатили, чтобы я мог силы свои восстановить и тщательно подготовиться…
Младшая дочь не выдержала и спросила:
— Папа, а это не очень опасно?
— Бог его знает, дочка. Сейчас и по улице вечером ходить опасно. А что делать, людям помогать нужно, тогда и они тебя в беде не оставят.
Они выбрались из подземного перехода на Невский и двинулись по направлению к Адмиралтейству, читая по дороге вывески на иностранных языках и разглядывая витрины магазинов. От разнообразия увиденных продуктов у Скокова засосало под ложечкой. Вскоре на пути попался «обменник», у кассы которого Валентин небрежным движением вытащил из заднего кармана брюк пачку долларов, чем окончательно добил своих спутниц. Надежда перестала язвить и смотрела на мужа с нескрываемым интересом.
— Может, в Гостиный Двор вернемся. Там сейчас предпраздничная распродажа, — предложила она.
— В Гостиный так в Гостиный. Я там уже несколько лет не был, — легко согласился Скоков.
К тому времени стемнело, и зажглось уличное освещение. Стоял легкий морозец. Хрустящие в кармане деньги пробудили в Валентине давно забытое чувство уверенности, а также способность воспринимать красоту окружающей жизни.
В этот миг он забыл и о бомже, и о предстоящей ему секретной, работе. Валентин подумал, что будоражащие его воображение деньги получены им за добросовестный труд на заводе, и он, свободный и независимый человек, привычно прогуливается с близкими ему людьми по улицам любимого города. Установленная напротив входа в универмаг огромная ель, расцвеченная флажками и светящимися лампочками, лишь добавляла торжественности происходящему.
В магазине Скоков, удовлетворявший свои скромные потребности в ближайших к дому ларьках, от обилия товаров и света несколько растерялся и занервничал.
— Мать честная! Да тут ведь все в натуральном виде, — не веря своим глазам, воскликнул он. — Я думал, это только в рекламе голову морочат.
— Папуля, ты просто в лесу от жизни отстал, — улыбаясь его словам, сказала старшая дочь. — Некоторые всем этим еще и пользуются, даже у нас в школе.
— Я ведь тебе не случайно твердила, что с твоего прославленного завода бежать нужно и в любой частной фирме устраиваться, хоть полы мыть. Тогда бы ты от всего этого дар речи не терял, — добавила Надежда. — У тебя эта работа постоянная?
— Не знаю, как справлюсь, — погрустнев, ответил Скоков.
После длительного хождения по отделам и многочисленных примерок старшей дочери Лене купили на выпускной вечер импортный костюм и туфли, а младшей зимнюю куртку и платье. Надежде долго выбирали сапоги. Не привыкшая к дорогим подаркам, она остановилась на тех, что подешевле, но Скоков этому воспротивился и силой натянул ей на ноги модные итальянские. Под стать новым сапогам в соседнем отделе подобрали сумку. Жена и дочки сияли от щедрых подарков, чмокали его в обе щеки и тянули в мужскую секцию.
— Мне ничего не нужно, у меня все есть, — отбивался Валентин. — Я бы лучше что-нибудь мясного поел. Пойдемте в кафе, — предложил он.
Все, возбужденные, высыпали на улицу. Неподалеку от Гостиного они завернули в кафе «Минутка» и расположились за столиком, заказав по стакану «колы» и длинному французскому батону, начиненному овощами и мясом. Скоков быстро, как удав, заглотил свой батон и с виноватым видом сходил за вторым.
