— Что так утомило вашего брата?
Его лицо стало непроницаемым.
— Вчера мы похоронили Донату. Не знаю, понимал ли Марчелло происходящее, но София утверждает, что это так.
К горлу Элли подступил комок.
— На ее долю выпало слишком много страданий.
— Вам ли это говорить, — тяжело вздохнул Джино. — София нуждается в отце.
Услышав в его голосе глубокую печаль, Элли поняла, что он очень переживает потерю брата. Любой человек на месте Джино чувствовал бы себя сейчас опустошенным. Но, как ома уже успела заметить, он не был обыкновенным человеком. Джино обладал внутренней силой, которой она втайне восхищалась.
На глаза ей навернулись слезы.
— Всю свою жизнь я прощала тех, кто причинял мне боль, но не знаю, смогу ли когда-нибудь простить тех, кто заставил страдать это невинное дитя.
Джино подошел к ней поближе.
— Доната всегда была слишком озабочена собственной персоной, чтобы думать о чувствах других людей и меньше всего о чувствах дочери.
Элли закусила губу, осознав, какой тяжкий груз свалился на плечи этого человека.
— Я была единственным ребенком в семье, но всегда хотела иметь брата или сестру.
— Марчелло и я были лучшими друзьями, — тихо проговорил Джино. — Чтобы защитить его и Софию, я привез их на ферму, где могу круглосуточно обеспечивать им безопасность. Никто не проникнет сюда и не выйдет отсюда без моего ведома. Теперь, когда новость о смерти Донаты просочилась в прессу, журналисты хотят превратить ее в скандал десятилетия.
Элли содрогнулась. В ее памяти всплыла ночь, проведенная в тюремной камере, куда он поместил ее, приняв за папарацци.
— Как давно вы воюете с прессой?
— С тех пор, как мы с братом стали достаточно взрослыми, чтобы выходить в свет вместе с родителями. Единственным способом обрести покой было для меня уехать за город.
Элли сочувственно вздохнула.
— Когда я учился в университете в Англии, - продолжал Джино, — стоило мне только взглянуть на женщину, и на следующий день в газете появлялся какой-нибудь вульгарный заголовок. Журналисты следили за каждым моим шагом. Европейская пресса объявила меня плейбоем десятилетия. Конечно, это было преувеличением, я не был святым. Получив диплом, я понял, что должен положить этому конец, иначе сойду с ума. Примерно в это время произошла ужасная трагедия. Наши родители погибли в автокатастрофе. Марчелло унаследовал титул, а я стал выращивать цветы, о чем всегда мечтал. Я купил себе этот дом и участок земли и вместо Рудольфо Ди Монтефалько стал Джино Фьоретто. Это девичья фамилия моей матери. До того как пропала Доната, я жил довольно незаметно. Но с ее смертью все вышло из-под контроля, и мне пришлось как можно быстрее вывезти Марчелло и Софию из дворца. Если вы заметили, у меня здесь нет ни радио, ни телевизора, ни газет.
- Я вас не осуждаю! — воскликнула Элли. - Если бы София только знала...
Джино изучал ее встревоженное лицо.
— Значит, вы меня понимаете?
— Конечно.
— И прощаете мне жестокое обращение с вами в участке?
— В данных обстоятельствах я вообще не понимаю, как вам удалось держать себя в руках.
Не успела она встретиться с ним взглядом, как послышался голос Софии:
— Дядя Джино!
— Мы у фонтана.
София подбежала к дяде, и тот сгреб ее в охапку. Элли слышала, как девочка убеждает Джино, что совсем не устала и не хочет ложиться спать. Было ясно, что она очень страдает и нуждается в своем дяде, который теперь стал для нее единственным источником любви и поддержки. Им нужно побыть наедине, подумала Элли.
— Джино, — сказала она, — пока еще не поздно, мне нужно кое-куда позвонить. Вы меня извините?
— Пожалуйста, — ответил ом.
Элли улыбнулась девочке.
— Спокойной ночи, София. Я была очень рада с тобой познакомиться.
— Я тоже. Вы ведь пока не собираетесь от нас уезжать?
Этот неожиданный вопрос застал Элли врасплох.
— Конечно, нет, — ответил Джино, прежде чем она успела что-либо сказать. — Синьора Паркер приехала сюда, чтобы посмотреть ферму, а для этого понадобится время.
От скрытого предостережения ее бросило в дрожь.
— Могу я завтра пойти с вами?— Карие глаза девочки смотрели на нее с мольбой.
— Завтра мы пойдем все вместе, — беспрекословно объявил Джино.
