— Но как ты можешь называть Единым то, что называется Троицей, каждый из членов которой носит своё собственное имя — Отца, Сына и Святого Духа? Как может быть Единым то, что является Троичным?
— И на этот вопрос я отвечу, — неподвижно застыв на месте и холодно наблюдая за суетящимся епископом, заявил Симмах. — Тождество, как и различие, бывает трёх видов. Первое, это тождество по роду — например, человек тождествен лошади, поскольку оба относятся к одному и тому же роду — одушевлённых. Надеюсь, что, поскольку Отец, Сын и Святой Дух относятся к роду Божества, ты не будешь отрицать за ними подобной тождественности? — дождавшись вынужденного утвердительного кивка Эннодия, Симмах продолжал говорить дальше: — Второе тождество — это тождество по виду. Так, Симмах то же самое, что и Эннодий, поскольку оба относятся к одному и тому же виду «человек». Отец, Сын и Святой Дух также тождественны, поскольку относятся к виду Троицы. Теперь возьмём третье тождество, то есть тождество по числу. Моё полное имя — Квинт Аврелий Меммий Симмах, поэтому можно заявить, что Квинт Аврелий — это то же, что и Меммий Симмах, поскольку обозначают одного и того же человека. Таким образом, мы смело можем утверждать, что Бог-Отец, Бог-Сын и Бог-Святой Дух — это просто три разных имени для одного и того же высшего Первоначала!
И они не создают различия в самой сущности Божества, ибо всё это лишь отношения. Чтобы тебе было проще понять, я приведу пример в виде отношения «раб — господин». Если исчезнет раб, то господин не перестанет существовать, а просто лишится права называться господином, ибо раб не является неотъемлемым свойством, атрибутом своего господина. И в этом отличие предложений, в которых мы говорим об отношениях между вещами, от тех предложений, в которых мы говорим о сути самих вещей. Например, белизна является атрибутом, а не акциденцией[26]белого, а потому с исчезновением одного исчезнет и другое.
Утверждая, что в Божестве имеется отношение «Сын-Отец», мы не говорим, что там имеются какие-то сущностные отличия, а просто фиксируем различие имён трёх Божественных ипостасей, которые обладают единой сущностью.
— Сущностью или субстанцией? — проворно переспросил Эннодий.
— В Божественной простоте и то, и другое совпадает. Субстанция в Боге тождественна со своей акциденцией, сущность — с существованием, бытие — с действием. Субстанция тождественна сущности и бытию, поэтому «быть» для Бога означает и «быть тем, что он есть», и «быть равным всем своим свойствам». «Быть» и «быть справедливым» — для Бога одно и то же. Для наглядности я могу привести ещё один пример — это наше собственное сознание. Наше «Я» едино и тождественно всем своим свойствам. Быть для нас означает мыслить, быть тем, что мы есть, и обладать определённой душой, тождественной всем своим качествам. Когда я мыслю, то, говоря о себе «Я», имею в виду одновременно и свои мысли, и сам процесс мышления. Однако в отличие от души, почтенный Эннодий, обрати внимание на то, что высказывая о Боге такие предложения, как «Бог — справедлив», мы по неразумию своему совершаем кощунство.
— Каким образом? — удивился епископ.
— А таким, что мы как бы делаем справедливость равной Богу, если говорим, что он обладает ею как одним из своих качеств. Ведь можно подумать, что этим же качеством наравне с Богом может обладать и кто-то ещё! Правильнее говорить: «Бог есть справедливость», равно как «Бог есть благо», «Бог есть истина», «Бог есть любовь».
После этих слов Симмаха многие из собравшихся начали негромко переговариваться, и в зале мгновенно возник лёгкий гул. Кассиодор очень тонко почувствовал настроение присутствующих, равно как и настроение Теодориха, который слегка нахмурил брови. Начальник королевской канцелярии с досадой взглянул на Боэция, и тот понял этот взгляд. Для его противника самым неприятным итогом данного спора было бы попадание епископа в смешное и нелепое положение, ибо далеко не сентиментальный король готов не стал бы жалеть своего опозоренного и побеждённого сторонника, к тому же вполне мог бы выместить свою досаду на том, кто рекомендовал ему этого слабого «воителя» арианства. Впрочем, и сам Эннодий вдруг почувствовал недовольство короля, а потому покраснел, наморщил лоб и пустил в дело главный аргумент: