— Пока да, — медленно и отчётливо произнёс Кассиодор, — но кто знает, что может произойти в самое ближайшее время.
Он произнёс это так зловеще, что Киприан напрягся, призывая на помощь всю свою сообразительность, которой он так гордился.
— Ты хочешь сказать, что возможны религиозные гонения?
— В нашем мире всё возможно, Киприан. Человек дальновидный и с богатым воображением просто обязан просчитывать все варианты возможного будущего. Сейчас, спустя четыре года после восшествия на византийский престол императора Юстина, прежнее охлаждение между восточной и западной церквями сменяется оживлёнными контактами. Более того, по слухам, которые доходят из Восточной Римской империи, Юстин объявил войну всем ересям и уже начал гонения на ариан и монофизитов. Думаю, в самое ближайшее время он издаст эдикт о полном запрете на исповедание арианства. И как, по-твоему, отнесётся к данному эдикту наш благочестивый император-арианин?
— Для того чтобы представить это, не обязательно иметь богатое воображение, — тут же откликнулся Киприан.
— Прекрасно, — спокойно продолжал Кассиодор. — А если при этом принять во внимание участившиеся связи наших «истинных римлян» с их восточными единоверцами, то, как ты считаешь, Киприан, изменится ли отношение нашего благочестивого императора к тем, кому он доверяет самые высокие посты в своём государстве?
После столь явного намёка на первого министра Боэция Киприан разгадал грандиозный замысел начальника королевской канцелярии и не мог не восхититься им. Ведь если в тот момент, когда в Византии готовят запрет на арианство, организовать диспут между представителем этого вероучения, которого придерживается сам Теодорих, и противной стороной, относящейся к этому учению как к ереси, то в случае его благополучного исхода можно одним ударом покончить со своими политическими противниками, заняв высокие государственные посты, которые освободятся в результате их падения! Нет, недаром он всегда считал Кассиодора умнейшим человеком королевства!
Однако, вспомнив о недавнем триумфе первого министра, Киприан умерил свой восторг.
— Но ведь сейчас magister officiorum влиятелен как никогда, — робко напомнил он Кассиодору.
— Влиятельность политика — это недолговечная прихоть фортуны. Так почему бы не помочь ей разобраться в своих пристрастиях? — парировал тот.
— Но в чём должна заключаться моя роль?
— А в том, что именно тебе пришла в голову идея подобного диспута. И именно ты изложишь её императору Теодориху в присутствии Северина Аниция Боэция.
— Но где гарантия, что он согласится представлять противную сторону?
— А это уже не твоя забота, любезный Киприан. Ты лишь начнёшь охоту, а я позабочусь о том, чтобы загнать зверя в капкан. У меня на руках имеется одно средство, которым меня снабдил, сам того не ведая, наш учёнейший первый министр. Так что, благодаря этому средству он окажется в circulus vititiosus[11]и вынужден будет согласиться.
Киприан шумно вздохнул.
— Итак? — настойчиво спросил Кассиодор.
— Когда я должен буду это сделать?
— На ближайшем заседании королевского совета, которое состоится в следующем месяце.
— Хорошо. А если наш замысел потерпит неудачу?
— Qui vivra verra[12], — холодно сказал Кассиодор, поднимаясь со своего ложа и провожая гостя. — А обоих рабов я пришлю в твой дом сегодня же.
