Время шло, мы жили с мамой в бабушкиной квартире. Я так и не рассказала маме о разговоре с бабушкой. На протяжении всей жизни мне не раз приходилось открывать дверцу шкафа, чтобы попросить у бабушки помощи. И о чем бы я ее ни просила, все всегда получалось именно так, как я того хотела. Скажу вам честно, я никогда ее не боялась. В моей памяти осталась бабушка, глядящая на меня ласково, с жалостью и печально. И я помнила ее слова: „Ты мне очень дорога“. Жизнь у меня была легкой. Я никогда ни в чем не нуждалась. Все мы жили словно у Христа за пазухой, но тринадцать лет назад, когда я уехала в санаторий, моя сноха и мой младший сын решили сделать мне сюрприз. Пока я отдыхала в Трускавце, они поменяли мебель в моей комнате. Старый шкаф дети увезли на дачу и там разобрали его на доски, которые затем сожгли. С тех самых пор я уже не обращаюсь за помощью к духу своей бабушки. Он, видимо, витает между небом и землей. Мне очень жаль, что все получилось именно так, но ведь сделанного уже не исправишь».
Звонки и стуки с того света
Думаю, мало кто из вас, мои дорогие читатели и ученики, не попадал хоть раз в такую ситуацию: кто-то постучал в вашу дверь, вы ее открыли, но на лестничной клетке никого не оказалось, или, например, вы услышали голос, который окликнул вас по имени, но человека, который мог бы вас позвать, вы так и не увидели. Писем с подобными рассказами я получаю очень много. Истории эти порой могут быть очень страшными. Они передаются из поколения в поколение, так как подобное трудно забыть.
Из рассказа Томилина Андрея Викторовича, Набережные Челны:«Когда это случилось, мне было девять лет. Мы с мамой отдыхали на даче в Подмосковье. Отец мой в то время занимал высокую должность, и потому на даче у нас был телефон. В тот вечер папа не приехал в обещанное время, и мама стала ему звонить на службу, но телефон не отвечал. Сотовых телефонов в те времена еще не было, и я видел, как мама забеспокоилась, ведь папа всегда приезжал в одно и то же время, зная, что мы не садимся без него за стол. Я сидел на диване и читал книгу, а мама, не выдержав, вышла во двор и встала у калитки. Папа опаздывал уже на три часа. Неудивительно, что она за него тревожилась. Внезапно я услышал шаги, как будто кто-то спускался со второго этажа по лестнице. Я посмотрел в сторону лестницы, но там никого не было. При этом ступени скрипели, будто под чьим-то весом. И вдруг я услышал голос своего отца, только говорил он как-то странно, с придыханием, как будто стонал. И было очевидно, что слова его обращены не ко мне: „Жене пока ничего не сообщайте, пусть хотя бы поспит эту ночь спокойно. Еще наплачется. Андрюшку жалко, хороший у меня пацан…“ На этих последних словах папа закашлялся, я услышал какое-то странное бульканье, за которым последовал неправдоподобный длинный выдох и наступила тишина. От ужаса я громко закричал. Мама мгновенно влетела в комнату, схватила меня и стала осматривать, не поранился ли я. Осознав, что я цел, она взволнованно спросила, почему я кричал. И я рассказал про голос и про шаги. Если бы я был старше, я бы промолчал, но тогда я был еще слишком мал и много не понимал. И я совсем не думал о том, что напугаю маму. Мама посмотрела на часы и велела мне собираться: „С папой что-то случилось. Надо ехать домой“. Но как? Последняя электричка ушла, и ехать было не на чем. И в этот момент я заметил, как в освященном фонарем дворе вначале медленно, а потом все быстрее и быстрее стали раскачиваться качели. В конце концов они начала качаться так высоко, как я сам никогда не раскачивался. Перехватив мой пристальный взгляд, мама ахнула: „Ветра нет совсем, а качели качаются!“ Помню, как мы с ней сидели на диване, от страха тесно прижавшись к друг другу, а потом я уснул у нее на руках. Когда на следующий день мы приехали в Москву, то узнали, что папа умер. Как потом выяснилось, случилось это как раз в то время, когда я услышал его голос и шаги. До сих пор не пойму, каким таким непостижимым образом я услышал то, что говорил мой умирающий отец врачу. Маме тогда предсмертные слова отца передал врач, а она со временем рассказала мне».
