Ну почему? Почему она не может выйти из игры?
Петер Ген бросил ей в лицо, что ее пожирает чувство вины, в котором она черпает энергию и ненависть для своих расследований. Он был прав. Но откуда в ней взялось это постоянное ощущение необходимости исправить какую-то давнюю ошибку, засевшую в ней?
С глазами полными слез она отвела взгляд.
– Кристофер. Будем честными. Моя работа не совместима с семейной жизнью, какой ты ее видишь.
– Сара, мне просто придется привыкнуть, но все будет хорошо. А потом, ты же говорила, что немного сбавишь скорость и…
– Я не смогу выполнить свои обещания. Или продержусь несколько месяцев, а потом необходимость возьмет свое. И так будет всегда, пока я буду работать… и я не смогу остановиться.
Кристофер побледнел. Он не хотел слышать эту правду.
– Сара… что ты мне только что сказала?
Сара подняла голову к потолку, как будто это движение способно было вкатить ее слезы обратно в глаза. Она не могла говорить.
– Сара, – начал Кристофер, – на меня вышел один репортер «Моргенбладет», издания, в котором я должен начать работать. Он проводит расследование в отношении тебя и хотел бы знать, проходила ли ты посттравматическую реабилитацию после твоего возвращения из Афганистана.
Сара напряглась.
– Он собрал доказательства, говорящие об обратном. В частности, фотографию у терминала оплаты на шоссе, где ты снята… с ребенком на заднем сиденье автомобиля.
Сара совершенно замерла.
– Ребенка потом… нашли мертвым, он утонул. – Заканчивая фразу, Кристофер смотрел Саре в глаза. – Ты согласишься с ним встретиться и рассказать правду о том, что произошло? Тогда он не напечатает кучу лжи, которая может повлиять на судей во время твоего процесса.
Сара похолодела, и даже ее глаза, казалось, из голубых стали серо-ледяными. Она вонзила ногти в ладони.
Кристофер почувствовал, что ему становится не по себе. Почему она не отвечает?
– Дорогая, я устрою тебе с ним встречу?
– Нет.
– Почему?
– Что ты об этом знаешь? – холодно бросила она.
Кристофер замер, разинув рот.
– Что ты вообще знаешь о моей жизни? Только то, что я сама решила тебе показать…
– Сара… не играй с этим.
Она горько усмехнулась.
– Не считай себя умнее других.
Кристофер нахмурился. Она никогда не разговаривала с ним в подобном тоне. Даже в самые напряженные моменты.
– Не пытайся заставить меня поверить, что ты похитила этого ребенка и что ты его… убила?
Сара не ответила.
– Сара! – сорвался Кристофер. – Остановись!
– Я тебе в последний раз повторяю, Кристофер. Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о том, что я делала. Но я не всегда была той, кого ты знал. И у меня есть принцип: не отрицать никаких моих действий, особенно в случаях, когда цель оправдывала средства.
Кристоферу пришлось сделать над собой усилие, чтобы выдавить:
– Врешь.
– Другим – возможно, тебе – никогда.
– Посмотри мне в глаза. Ты это говоришь, чтобы я бросил тебя, чтобы возненавидел. Но это не сработает, Сара! Я хочу жить с тобой и знаю, что ты хочешь того же. Оставь нам шанс быть счастливыми. Мы придумаем способ, как это устроить.
– Ты ошибаешься на мой счет.
– Я знаю, что ты лжешь.
Сару трясло. В урагане мыслей мелькнула одна: а выдержит ли ее сердце. Она встала и взялась за ручку двери, чтобы покинуть комнату для свиданий.
– Сара! Отвечай! – закричал Кристофер. – Посмотри мне в глаза и посмей сказать, что ты убила этого ребенка!
Сара резко развернулась, лицо ее было искажено ненавистью и отвращением.
– Да.
Сраженный ее ответом, Кристофер больше не пошевелился.
Она выскочила в коридор, даже не закрыв за собой день. Надзиратель схватил ее за руку, когда она бросилась к своей камере. Она позволила себя удержать.
Едва за ней закрылась дверь, она упала на колени, сотрясаемая конвульсиями, прижимая руки к лицу, пока наконец ее тело не задрожало от рыданий и она не рухнула на пол, скорчившаяся, разбитая.