Кристиана смотрела на свою сестру во все глаза, словно впервые видела. Ее план казался вполне разумным. Даже четверть приданого Сюзетты - вполне солидный куш. И уж конечно, жить своей, независимой от мужа жизнью куда приятнее, чем так, как она. Девушка даже почувствовала зависть к сестре. Почему она сама до этого не додумалась в свое время? А что касается просьбы Сюзетты, то для Кристианы вывести сестер в свет было куда проще, чем уговорить Дикки расстаться с частью ее приданого. Он не ограничивал себя в тратах на самую дорогую еду, которая ему нравилась, вина и прочие удовольствия, но Кристиане жалел денег даже на булавки. Разумеется, Дикки получал удовольствие от возможности отказать ей в том, что она у него просила, и потому убедить его вывести в свет ее сестер может оказаться тоже делом нелегким.
- Крисси? - Сюзетта тревожно нахмурилась. - Ты ведь можешь это для нас сделать? Или нет?
Кристиана вновь перевела взгляд на сестру. Увидев в глазах Сюзетты тревогу и отчаяние, она резко выпрямилась.
- Конечно, могу. Я заставлю Дикки сделать это… как-нибудь, - добавила она тихо и решительно поднялась на ноги.
Кристиана решила, что прямо сейчас пойдет к нему и все ему скажет, с удивлением обнаружив, что впервые за долгое время не испытывает перед ним страха. И дело даже не в том, что она была зла на мужа за ту роль, что он сыграл в проигрыше отца. Но сегодня она узнала о том, что родные люди писали ей и что она не была одинока на этом свете, как ей это казалось в течение всего последнего года. Кристиана воспрянула духом. Меньше часа она провела в обществе сестер и за это время успела многое переосмыслить. Прежняя Кристиана очнулась от долгого сна и была готова к бою.
- Что, если он скажет «нет»? - озабоченно спросила Лиза, и девушка, услышав ее вопрос, остановилась перед дверью.
Она замерла с улыбкой на устах и, обернувшись, весело сказала:
- Тогда мне придется его убить, верно?
Кристиана обычно не осмеливалась войти в кабинет Дикки без стука. Однако на этот раз настроение у нее было боевым. Вместо того чтобы постучаться, она решительно распахнула дверь и громко провозгласила:
- Мы должны поговорить, Дикки.
Кристиана сочла такое начало очень сильным ходом. Жаль только, что мужа не оказалось в кабинете. Никто ей не ответил. Она, скривившись от досады, уже собиралась развернуться и уйти, но замерла вполоборота, заметив кого-то в кресле у камина. Узнав темные волосы мужа над спинкой кресла, Кристиана злобно уставилась на него, сидящего к ней спиной, ожидая от него отклика. Но поскольку никакой реакции не последовало, она шагнула к креслу.
- Не смей делать вид, что не замечаешь меня, Дикки! Я знаю, что ты прятал от меня письма, которые присылали мне сестры и отец, и ты каким-то образом устроил так, что мои письма не доходили до них. А теперь я узнаю, что ты привел моего отца в игорный дом! Как ты мог так поступить, зная о том, что случилось с ним в последний раз, когда он там побывал? С тех пор как мы поженились, ты ведешь себя по отношению ко мне отвратительно, но я никогда и представить не могла, что ты способен на…
Кристиана успела хорошенько распалиться за то время, пока дошла от двери до кресла, в котором сидел ее муж. Но, обойдя кресло кругом и встав перед ним, она резко остановилась, чтобы приглядеться внимательнее к тому мужчине, которого она отчитывала.
Дикки сидел, откинувшись на спинку кресла с закрытыми глазами. Пальцы его судорожно сжимали шейный платок, словно он хотел ослабить узел, но отключился, так и не успев этого сделать. Конечно, мрачно подумала Кристиана, ее муж решил вздремнуть, когда вернулся сюда, сбежав от болтовни Сюзетты.
И еще запах алкоголя… Взгляд Кристианы скользнул по бокалу, наполненному до половины жидкостью янтарного цвета. Рядом стоял графин с тем же содержимым. Кристиана узнала его. В нем Дикки держал очень хорошее, очень дорогое виски, которое он хранил для особых случаев.
Что, скажите на милость, ему пришло в голову праздновать, подумала Кристиана, наклонившись, чтобы потрясти мужа за плечо.
- Дикки, ты… О! - в ужасе воскликнула она и отскочила в тот момент, когда муж внезапно соскользнул с кресла и приземлился на пол бесформенной грудой.