В конце концов царь Соломон понял, что хотела сказать несчастная женщина, задыхавшаяся от рыданий. Он распорядился, чтобы отряд вооруженных ангелов привел к нему Базофона, но увидев их, юноша закричал:
— Жалкие создания, что вы можете сделать тому, кто владеет могуществом назорея?
Удивленные ангелы остановились, чтобы посовещаться. После чего начальник отряда вышел вперед.
— Мы всего лишь воины и выполняем приказ. По велению Его Величества царя Соломона извольте следовать за нами.
Базофон удостоверился, что копна золотых волос держится у него на макушке крепко благодаря ремешкам, которыми он ее там закрепил, и презрительно бросил:
— Ну-ка попробуйте меня тронуть! Разве вам не известно, что я светоч Фессалии?
Ангелы даже не знали, где находится эта Фессалия, и возглас Базофона их не остановил. Они должны были исполнить приказ. Поэтому они все вместе набросились на молодого человека, который, убежденный в своей необыкновенной силе, стал защищаться как его учили. В один миг несколько ангелов оказались на полу. Другие, удивленные этим сопротивлением, обнажили мечи и стали угрожающе наступать на Базофона, но он только смеялся, уверенный, что легко с ними справится. Однако вскоре ему пришлось туго. Один из клинков ранил его в запястье, и оттуда обильно брызнула кровь.
И тогда, объятый страхом, он неожиданно понял, что не владеет могуществом назорея и что копна золотых кос защищает его не больше, чем обыкновенная шляпа. Обманутый в своих ожиданиях, удрученный, он разрешил себя увести.
Царь Соломон председательствовал в небесном суде, когда в окружении одетых в боевые доспехи ангелов к нему привели Базофона. Молодой человек был в подавленном состоянии духа. Стоило ли бросать вызов своему учителю Самсону ради такого ничтожного результата? И что теперь решит царь?
Поднялся секретарь суда и объявил, что подозреваемый в преступлении явился. Почти тотчас же, как подброшенный пружиной, вскочил на ноги Самсон, которого в первую минуту Базофон не узнал, так как он накрутил на голову чалму, чтобы скрыть оголенный череп.
— Ах ты ж, мерзкий злодей! — воскликнул он громовым голосом. — Ты посмел прикоснуться к моей особе, когда я спал, и не только к моей особе, но и к ее самому священному украшению! Посмотрите, что сотворил со мной этот гнусный богохульник!
И театральным жестом он сорвал с головы чалму, открыв взорам свою остриженную макушку. Шепот изумления прошелестел по рядам изумленной публики. Базофон к великому возмущению присутствующих, увидев великана в таком ощипанном виде, не смог удержаться от дурацкого неконтролируемого смеха.
— Вы сами видите! — воскликнул Самсон. — Вместо того чтобы раскаяться, этот вонючий недоносок насмехается над своим учителем. Я научил его боевым искусствам племени Дан. Я к нему относился как к собственному сыну. И вот как он меня отблагодарил. Я требую справедливости, о мудрый царь! Справедливости!
В этот миг поднялась Далила, прекрасная филистимлянка, и в свою очередь закричала:
— Разве этот презренный вор не попытался свалить свою вину на меня? Да, и я когда-то совершила подобный проступок, но я понесла за него заслуженное наказание, и Самсон простил меня еще с тех давних пор. Если бы мать преступника не пришла и не выдала его, меня бы несправедливо обвинили. Итак, к своему гнусному злодеянию негодяй добавил и клевету. Так пусть же постигнет его жестокая кара!
Услышав яростные вопли Далилы, Базофон перестал смеяться. А Соломон ударил по своему деревянному трону скипетром, который держал в руках, и сказал:
— Обо всем этом мне уже сообщили. И я сразу должен заявить, что преступление совершено серьезное. Никому не позволено присваивать добро ближнего, если он тебе этого не разрешил, а в особенности тогда, когда речь идет о части его тела, тем более, если эта часть тела священна — а именно это и случилось в рассматриваемом случае с похищением волос у Самсона. С другой стороны, я узнал, что злоумышленник украл волосы не для того, чтобы украсить себя, а потому, что с помощью обмана надеялся заполучить могущество назорея. Иными словами, мы имеем дело сразу с тремя преступлениями различного рода: кражей волос, преступлением, оскорбляющим звание назорея, и наконец преступлением гордыни, состоящей в том, что преступник посягнул на права самого Бога-Отца, так как только Всевышний может дать кому бы то ни было могущество, которое этот наглец хотел присвоить.
