– Не посмеешь, – повторил он с неожиданной яростью деспота, которому никто еще не смел бросить вызов.
– Жизнь меняется, Перри, – спокойно сказал Кинг.
– Неужели? Вот несчастье.
– Для тебя. Потому что мы наконец-то учимся не презирать жертв насилия. – Кинг помолчал. – Ты злоупотребил доверием. Надругался над детьми, за которых отвечал.
– Гений сам устанавливает правила.
Кинг покачал головой:
– Если ты и гений, Перри, то гений разрушения детских жизней. Сколько их было за эти годы?
– Ты предаешь меня, Бенджамин? Ах ты вонючий ябедник. Стукач. Так это называют? Доносчиков ненавидят все.
– Сотни?
– О, много больше. Тысячи. Среди них – член парламента. – Во рассмеялся. – Политик. Я хотел сделать тебя великим! Помнишь? – Он поднял вялую руку. – Старые добрые дни. Вот Шекспир, вот Лоуренс. А здесь вы, мальчики.
– Ах, Перри, – сказал Кинг. – Но где тогда ты?
Я взял трубку кальяна, вдохнул тяжелый и сладковатый, странно привлекательный запах – нечто вроде пряности, сделанной из бензина и цветов. Ни разу такого не чувствовал, только слышал о нем.
– Что это?
Во шмыгнул носом:
– Нектар богов. – Он улыбнулся, обнажив кривые разрушенные зубы, и стал похож на дряхлого хорька. – Ключи от рая. Сады богов. Читали Алистера Кроули, детектив? Нет? Это не для вас?
Я подошел к нему.
– Что случилось с девушкой?
Директор искренне растерялся:
– А мы разве говорим не о мальчиках? Я-то думал, это из-за них меня арестуют и бросят на растерзание толпе. Тысячи мальчишек. Какая еще девушка?
Я отвесил ему пощечину.
– Ай! – Перегрин Во отшатнулся с таким видом, будто я ранил скорее его чувства, чем плоть. – Как больно.
– Аня Бауэр, – сказал я. – Немка. Белокурая, хорошенькая. Двадцать лет назад, когда она попала вам в лапы, ей было пятнадцать.
– А, – вспомнил он. – Вот вы о ком.
Директор стрельнул глазами, будто искал что-то на полу, потом закрыл их.
– Спит она. Уснуть и видеть сны.
– Где? – спросил я.
Он смотрел на Кинга:
– Чего ты от меня хочешь, Бенджамин? Чтобы я попросил прощения? Вышел на суд людской и покаялся?
– А как бы поступили римляне, Перри? Греки или Лоуренс?
– Не знаю. Может, лучше выпить чаю и поспать?
Я снова ударил его, теперь сильнее. На впалой щеке осталось красное пятно.
– Где?
– С собаками. С проклятыми собаками.
– Собаками?
– Вот сейчас мне по-настоящему больно. – Во отодвинулся, соединяя полы кимоно длинными костлявыми пальцами. – Вы меня очень расстроили. Полицейские так грубы!
И он расплакался от жалости к себе. Умоляюще взглянул на Кинга:
– Можно мне переодеться, прежде чем мы пойдем, Бен?
– Посмотрите на меня, – сказал я, и Во повернулся. – Что вы с ней сделали?
Он сжал воротник кимоно:
– Я не трогал эту маленькую шлюшку, пока не пришло время ее прикончить. У остальных не хватило смелости.
Кинг смотрел на меня, тяжело дыша.
– Боже, – произнес он, бледнея от ужаса.
– Ключи, – сказал я директору. – Дайте мне школьные ключи. Быстрее!
Он медленно подошел к столу, порылся в ящике и подал мне две связки. В одной были ключи от дома и машины, другая же напоминала те, что хранятся у сказочных тюремщиков: на изъеденном ржавчиной кольце висело штук двадцать ключей всех форм и размеров. Они, очевидно, могли открыть любую дверь в школе.
Я запер Кинга и Во в директорских комнатах, спустился и быстро пошел к старому кладбищу за часовней.
Многие надгробия здесь и в самом деле были настолько стары, что от эпитафий не осталось ни слова. На меня смотрели пустые лица камней. Я отыскал глазами захоронение королевских собак и едва не споткнулся, заметив, что с ним сделали.
Между стволами старых деревьев и ржавыми прутьями оград, за треснувшими серыми склепами и лесом крестов, мелькало озеро черно-красных брызг.
Я направился к нему, провожаемый слепыми взглядами каменных ангелов.
Всю могилу спаниелей кто-то укрыл маками. Тут были цветы, сплетенные крестом, и всевозможные венки из тех, что приносят к памятникам старые воины и дети. Все это не одну неделю пролежало на могилах павших, под дождем и ветром, и теперь разваливалось на части. Скорее всего, часть маков взяли с военного мемориала, остальные собирали по окрестным городкам.
