У нас есть своя столовая, но совсем рядом, всего лишь на другой стороне Риджент-стрит, к твоим услугам все кухни мира. Так что, работая за пределами Управления, обедать ходишь на тихие улочки Сохо.
С Эльзой Ольсен мы встретились в корейском ресторане. Она как раз доедала рис, приготовленный на пару́, и бульгоги – кусочки маринованного мяса.
– Выглядите, будто вас смерть пригрела, Макс.
Я сел напротив:
– Из уст судмедэксперта, Эльза, это комплимент.
Она махнула палочками:
– Закажете что-нибудь?
Я покачал головой.
– Тогда, наверное, хотите спросить о мужчине, которому перерезали горло?
Я улыбнулся:
– Вы меня насквозь видите.
– Хотите узнать, выживет ли он.
– Такой вопрос приходил мне в голову.
– Это зависит исключительно от глубины раны.
– Рана колотая, Эльза. Нож вонзили в шею, но глотку не перерезали. Это если вкратце.
– Понимаю. Но и вы поймите, колотые раны – одна другой рознь. Повреждение может быть несущественным, а может произойти и полный разрыв. Если человек продержался… сколько там? Двое суток?
– Да.
– Тогда, полагаю, у него есть шанс выжить, однако дать гарантию не смогут даже врачи. Поэтому, если не хотите перекусить, вам лучше поехать к ним.
– Есть еще вопрос, Эльза.
Она положила палочки на край чашки с рисом. Я наклонился поближе, и спина протестующе заныла.
– Он мог упасть в обморок? – спросил я. – В горло вонзили нож, но убийцу что-то спугнуло. Жертве удалось на время остановить кровотечение, встать и уйти. Он все время был в сознании? Меня дважды ударили по виску, и то я на несколько секунд отключился.
Она задумалась.
– Не знаю.
– Пожалуйста, Эльза. Хотя бы предположите.
– Сомневаюсь. Потеряв сознание, он истек бы кровью. Но, как и в случае с вами, у него могли быть кратковременные провалы.
– И сколько они продолжались?
– Наверняка не скажу. Только приблизительно.
– Мы знаем, что Хьюго Бак и Адам Джонс умерли почти мгновенно.
– Да. Когда перерезают сонную артерию, потеря сознания наступает в течение пяти секунд, но даже это – примерное время. А в этот раз перерезать артерию убийца не смог.
– Ему помешали. Или он запаниковал. Там было пятьдесят детей. А может, он отвлекся на птицу. Или увидел полицейского. Так или иначе, дело он не закончил. Так что же? Мог Филипс потерять сознание?
– Это в конце концов происходит, если перерезать любую артерию. У самоубийц, которые, говоря простым языком, вскрывают себе вены, есть приблизительно тридцать секунд. Потом наступает обморок, а еще минуты через две – смерть. Все зависит от серьезности травмы. Точнее – от того, сколько потеряно плазмы крови.
– А если проткнули дыхательное горло? Я лично думаю, что жертва все время была в сознании. Даже с перерезанной шеей.
– Я понимаю, в чем вопрос, Макс, но ответа не дам. Потому что не знаю! Ничего не могу сказать с уверенностью.
Официант поставил перед ней чашку с квашеными овощами, ким-чи, однако Эльза не обратила на него внимания. Она задумчиво смотрела на улицу за окном, хотя Глассхаус-стрит не так уж и отличается от прославленной Сэвил-Роу.
Потом покачала головой и вздохнула. Я поступил, так же как Мэллори, – стал молча ждать, что она скажет.
И Эльза наконец заговорила:
– Гиповолемический шок наступает, когда тело потеряло примерно пятую часть объема крови. Сердце перестает биться, вены расширяются, давление падает и вот…
– Вы отключаетесь.
– Именно. Если мы примем такой медицинский термин, то да, вы отключаетесь.
– Со Свином этого не случилось, потому что крови он потерял меньше. Очень много, но недостаточно, чтобы рухнуть без чувств.
– Разумное предположение.
– Итак, убийца вонзает ему в шею нож, прорезает трахею, отвлекается на что-то и выпускает жертву из рук. Филипс в сознании? Я уточняю на всякий случай.
Эльза неохотно кивнула.
И наконец она дала мне то, за чем я пришел:
– Я понимаю, к чему вы клоните, и мой ответ: да.
