Что ж, чему быть, того не миновать… Забравшись в лупанарий, друзья первым делом увидели в пламени свечей пожилую женщину со следами былой красоты. Женщина полулежала за низеньким столиком; позади нее вглубь здания вел узкий коридорчик с дверьми слева и справа.
– Лови два спинтрия, красавица, – швырнул на столик два жетона Аэций, смахивая с головы капюшон «ночной кукушки». – Как видишь, нам нужны две лучшие девушки из твоей богатой коллекции…
Спинтрии в Риме появились после того, как император Калигула обложил проституцию налогом. На каждом спинтрии чеканилось с одной стороны что-либо непристойное (обычно коитус мужчины и женщины), а с другой стороны – цифры. Меняя спинтрии на обычные деньги, хозяйки борделей невольно раскрывали объем своей выручки, часть которой в виде налога передавалась в фиск – государственную казну.
Скоро Аттила оказался в крошечном помещении с лежанкой, над которой потрескивал факел с благовониями. Стены были украшены фресками с изображениями возбужденных нагих тел. Навстречу Аттиле с лежанки грациозно поднялась совершенно раздетая зеленоглазая девочка лет четырнадцати. Гунн оторопел, и с языка невольно сорвалось:
– Как ты здесь поселилась? Где твоя семья? Как отец и мать позволили тебе удовлетворять мужскую прихоть в лупанарии?
– Я рабыня, и хозяйка отправила меня сюда зарабатывать деньги, – просто объяснила зеленоглазая девочка. – Моих родителей захватили и продали пираты, так что я родилась уже здесь, в Риме… Давай же помогу тебе раздеться, о благородный гость!
«Будь что будет, – сказал себе Аттила. – Каждого встречного невозможно осчастливить…»
С этой мыслью он предал свои паруса ветру покупной любви.
А на прощание оставил зеленоглазой девочке целый солид и, мгновение поколебавшись, добавил к нему семис.
Казалось, Луна над Римом благожелательно улыбается щедрости юного гунна.
Глава 13. Старт единоначалия
Однако перенесемся из отрочества и юности Аттилы во времена с исторической точки зрения чуть более близкие к нашим. В 434 году Рутила умер по непонятной причине (как записали средневековые историки, от «поражения молнией»), в то время как войско гуннов было выкошено чумой после очень успешного опустошения ими Фракии.
Оно, впрочем, и неудивительно: восточные славяне, в ту давнюю пору известные под именем антов, имели вдосталь воды и, соответственно, регулярно мылись в реках да озерах, в корытах да бочках. Так в будущем и пойдет: чудовищные эпидемии будут обыкновенно приходить с прегрязного Запада, который не мог позволить себе элементарной антисанитарии, да и по «непознанной» причине затухать на границах Руси.
Поскольку Рутила не оставил сыновей – видимо, умерших в далеком детстве, – отныне власть над гуннами наследовали Бледа с Аттилой. Но лишь последний из них запомнил на всю жизнь завет гуннского царя, своего талантливого предшественника Рутилы: «С сильным врагом действуй потоньше и очень дипломатично: ведя изнурительные переговоры, бросай на него тяжелую конницу и прочие отборные части».
В союзе с новыми повелителями гуннов блестящий римский полководец и друг Аттилы Флавий Аэций в 436 году разделался с возжелавшими независимости от Рима бургундами. Годом ранее они захватили римскую провинцию Белгику и основали там собственное королевство во главе с тщеславным королем Гундахаром из бургундского рода Нибелунгов, которому суждено было прославиться в веках. Как видим, мирный договор между Гуннской и Восточной Римской империями вновь сработал отнюдь не показушно.
Еще спустя год Аэций вместе с Бледой и Аттилой окончательно разобрались с бургундами, и в этой последней битве сепаратист Гундахар сложил голову. Так Бледа с Аттилой совершили кровную месть за своего дядю Октара, который был убит бургундами еще в 430 году В итоге расправы над попытавшейся быть независимой Белгикой спустя 700 лет неведомый автор создал грандиозный германо-скандинавский эпос о Нибелунгах, в котором Гундахар выведен под именем Гунтера.
Каковы были отношения между Бледой и Аттилой? Их детство прошло под назойливое науськивание братьев друг на друга матерями; ох уже это гаремное братство! Став соправителями, Бледа и Аттила пуще прежнего возненавидели друг друга: каждому хотелось стать единоначальным вождем. Аттиле суждено было оказаться последовательнее, настойчивее и беспощаднее в этой «постгаремной» вражде.
