– Конечно, и шаманы порой ошибаются, ведь они могут неправильно понять Бога или неверно передать нам его слова. Поэтому верховным шаманом гунны всегда провозглашают только того, кто никогда не ошибался. Но погоди-ка, Аэций. До христианства римляне верили во множество богов, и посредниками между ними и людьми выступали жрецы и жрицы. Каким образом они общались с богами? Можно ли называть их шаманами?
– Нет, конечно, – отрицательно покачал головой Аэций. – Жрецы не уходили в иные миры, а трактовали волю богов так, как это было выгодно самом жрецам.
– Похоже, наши шаманы куда более умелые и честные люди, чем ваши отброшенные за полной ненадобностью жрецы! – воскликнул Аттила, подытоживая непростую теологическую беседу с другом. – Должно быть, благодаря лживым жрецам римляне и разочаровались в старых богах, не правда ли?
Но хитрый ромей ответил вопросом на вопрос:
– Скажи-ка, Аттила, дружище, а неуклонное продвижение гуннов на Запад тоже напророчествовали ваши шаманы?
– Ты попал в самую точку, лучший из римлян! – откровенно откликнулся подросток Аттила. – Вот уже четыреста лет мой народ следует предначертаниям Бугров, как мы называем парные вершины из белого камня, которые встречаем в лесах и степях. Мои предки советовались с Буграми в Забайкалье, на Алтае, в Приаралье, в Поволжье, в Тавриде, даже в Паннонии. И отовсюду шаманы приносили приказ Богов двигаться на Запад. Едва в Приаралье мои предки ослушались этой воли и развернулись к югу, как были разгромлены китайцами и вынуждены были с позором убраться оттуда!
Тут уж не веривший ни в бога, ни в черта Флавий Аэций заинтересовался не на шутку:
– Ты своими-то глазами хоть раз видел эти самые Бугры?
– Еще нет, – развел руками Аттила. – Но уверен, что для этого у меня еще есть время. Я обязательно открою новые Бугры и побываю на всех уже известных!.. А пока поведай-ка, Аэций, то, что ты планировал рассказать мне сегодняшним вечером.
Римлянин усмехнулся:
– Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Давай допьем это прекрасное вино и отправимся прямо в ближайший лупанарий. Если верить Светонию, именно в нем любила предаваться утехам Мессалина. Уже как раз смеркается, и пора надеть плащи с капюшонами. Держи!
Поймав брошенный Аэцием плащ, Аттила с видимым неудовольствием облачился в «ночную кукушку»: знатного гунна не слишком-то прельщала перспектива обладания продажной женщиной – «волчицей», как называли проституток в римских городах.
– А можем ли мы осмотреть лупанар и уйти оттуда прочь безо всей этой мерзости? – наивно поинтересовался он у хозяина. – Ну, побываем там просто как в музее, а?
Миновав почтительно застывших рабов, молодые люди выбрались на стремительно темнеющую улочку.
– О, да ты, я вижу, влюблен, – рассмеялся из-под капюшона проницательный Аэций. – Но поверь, у римлян связь с проституткой не считается изменой, и твое сверхчувствительное сердце сможет спасть спокойно.
– Ты прав, мой друг, в Паннонии меня ждет возлюбленная остготка, дочь одного из перешедших на нашу сторону полководцев, – приоткрыл Аттила сокровенный тайничок своей души. – Но мой дядя Рутила считает меня слишком юным для уз отринутого вами божества Гименея и не дает согласия на женитьбу.
Молодые люди быстро шагали по мощенной мостовой, которая в столь позднее время была почти пуста.
– Ругила – умнейший человек, – кивнул Флавий Аэций. – Дело ведь не только в твоей юности, но еще и в том, что Рим, как у нас говорится, не платит предателям. Все твое окружение вечно будет помнить, что ты живешь с дочерью того, кто предал. А единожды предав, несложно сделать это и во второй, и в третий раз… Кстати, вот мы и пришли, это тот самый лупанар, где Мессалина воплощала в жизнь свои эротические затеи. Видишь неприметную дверку?
Наблюдательный Аттила остановился, смахнул с головы остроконечный капюшон «ночной кукушки» и присел на корточки:
– Я вижу не только дверь, в которую можно протиснуться разве что согнувшись в три погибели. На брусчатке мостовой выбиты символы мужского достоинства в виде стрелок, ведущих ко входу в лупанар. Тут проложен целый маршрут!
