Задание на дом, или Реферат о Фёдоре Коне - страница 16
— Ты чавой-то запрыгала зайцем по горнице?
— Гость к батюшке, из Смоленска.
— Кто таков?
— Не знаю, бабушка. Мартын зовется.
— Жаних, чую жаних, внуча. Собака снился всю ночь, кусал меня за ногу. Тудыть яго у кости!
— Тебя кусал?
— А кого ж? Меня и кусал!
— Значицца, твой жаних, бабка! — рассмеялись обе. Нюша звонко, заливисто, бабушка тихонько, глуховато.
— Ну-ну, егоза, накрывай на стол…
— Анька, на каникулах что делаешь?
— Не знаю еще.
— А мы с предками в Турцию, там тепло.
— Круто. А я к бабушке, наверное. В Болдино.
— Со скуки помрёшь.
— Точно. Только в городе сидеть все каникулы неохота.
— Бабушка у тебя нормальная? Мозги взрывать не будет нравоучениями типа «в наше время?»
— Нет, бабушка классная. Она у меня на рыбалку ходит.
— Бабушка? На рыбалку? Круто.
— С Тимошкой. Это её кот. Так вдвоем и ходят.
— Лукоморье какое-то, а не деревня.
— Точно, Лукоморье. Там ведь дубы раньше росли вековые. Болда — дуб. Болдино от них так называется.
— Там монастырь красивый?
— Да, реставрируют. Ой, звонок! Ты реферат написала?
— Да, скачала с интернета, только Ирина забраковала.
— Чего?
— Сказала — формальность.
— Это как?
— Ну, в смысле, отписка. Надо доработать. Я даже не представляю. Одна надежда на бабушку. Она у меня историк.
— Ешь, Мартын, ешь. Нюша, квасу холодного поднеси. Да огурчиков соленых.
Нюша метнулась за квасом.
— Как же там Фёдор? Я думал, он забыл меня.
— Что вы, дядя Андрей. Он мне про вас рассказывал. — Мартын, проголодавшись за дорогу, с аппетитом уплетал овсяный кисель с блинами.
— Эх, и блины у вас, дяденька Андрей.
— У меня — бочки. Это Нюшины. Она у нас мастерица. Мамку поминаем сегодня.
— Царствие небесное. — Мартын перекрестился.
— А с Федькой, на одной печке, все детство просидели. Когда они с тятей в Москву подались, лет десять нам было. Тятя его умер потом, а потом и мамка его. Страшный мор тогда накатился, почти вся деревня. Скудельница[63] только, одна на всех.
— Да, смерть косит на Руси. То хвори, то вороги.
— А Фёдор? Отец умер, а он как?
— Остался в Москве, куда ему было возвращаться, сироте? Жил на дворе попа, Гурия Агапитова. Рассказывал, полюбил его батюшка, как сына родного, грамоте обучил. Он уже в двенадцать лет знатным мастером был.
— А далей?
А весной 1573 года артель Фёдора ставила двор немчуре, опричнику Штадену. И было ему 17 лет. Тятя уже тогда — видный, красивый. Рост, стать, сила! А уж строил. С душой! Дом поставил — загляденье. Резьба, наличники.
— Эка удивил! Федька с детства такой. Помню, заглядится на дерево ли, на цветок и скажет — вот Божья красота, нам, человекам, такого никогда не смастерить.
— Только, что русскому красота — немцу чужое. Мало, что не понравилось. Еще и ткнул тятю палкой в грудь.
— Это он, конечно, зря сделал, не подумал, — Андрей погладил бороду, поднял братину с квасом.
— Зря, конечно, — Мартын погладил растущую бороденку, расправил плечи, чокнулся своей братиной с Андреем.
— Да. Зная Федьку, думаю, не стерпел.
— Не стерпел. И стукнул-то, главное, совсем легонько, вот что обидно.
— Понятно, что легонько.
— Чуть жизни не лишил немца. Да и немца там того, с кукиш. В чем душонка его немецкая держалась, а туда же…
— И, что же Федьке за это?
— Ясное дело, худо бы было, кабы не добрые люди. Давний друг тяти Федькиного, Иван Фрязин дал ему рекомендательное письмо и переправил в Германию, пришлось бежать за границу. Слава Богу, у него письмо было рекомендательное от Иоганна Клеро. Тот Иоганн еще батюшку его Савелия Петрова знавал и почитал за мастерство. Вот и спас Федьку…
— На чужбине, поди, не сладко пришлось?
— Да какая уж сладость. Сначала в Германии, потом во Фрязии. Работал день и ночь до седьмого пота, постигал мастерство каменного дела.
— Как он там? В латынскую ересь не впал? — переспросил Андрей.
