Иногда у Андрея складывалось впечатление, что Сашке лет пятнадцать, не больше. Потому что вел он себя порой неадекватно. Вернее, не так… Вел он себя как ребенок, ну а сам Андрей как старший порой по-братски отвешивал ему оплеухи. Моральные, конечно.
– Куда-куда? Туда! Оно в темноте неподвижно стояло – опять в подъезде лампочки повыкручивали! – попытался оправдаться Череп.
– Понятно… Маруся-то твоя как? – перевел разговор на другую тему Доронин.
– Хреново… – поник приятель.
– Она…
– Нет, жива… – поспешил объяснить Сашка. – Но застряла в универе.
– Это она там что, уже сутки сидит? – удивился такому известию Андрей.
– Ну… да.
– Череп, ты сказочный долбодятел! Какого ты еще дома?! Марш за женой! Ситуация в городе все хуже и хуже, и само оно теперь не рассосется. – В этот момент Андрею хотелось настучать товарищу по лысой голове.
Нет, ну что за человек? Ну как можно быть таким безответственным? Неудивительно, что Машка не чувствует в нем опоры и защиты, поэтому и пытается доминировать над Сашкой, что ей, безусловно, удается.
– Так на чем мне ехать? У меня и тачки-то нет.
– Мозгов у тебя нет, идиот! – не на шутку разошелся Андрей, в голове которого просто не укладывалось, как можно спокойно сидеть дома, зная, что твоя жена в опасности. – Мне нужно было позвонить!
– Ну я думал…
– Что ты думал? Что я откажу тебе? Ты Машке-то когда в последний раз звонил?! – гаркнул в трубку Андрей. Нет, ну как знал, что нужно Черепу позвонить.
– Часа два назад она звонила…
Она звонила… А сам-то?
– Набери ее и скажи, что мы через час будем. Еще узнай, сколько там народу и много ли мертвецов…
– Хорошо-хорошо… – торопливо затараторил приятель, а потом тихо проговорил: – Спасибо тебе, Андрюх!
– Знаешь, куда ты можешь свое спасибо засунуть? – уже более добродушно ответил капитан, немного успокоившись. – Собирайся давай. Я за тобой заеду. Ёлки! Ну не судьба мне сегодня поесть… – тоскливо произнес мужчина в уже пиликавшую короткими гудками трубку, направляясь в кухню. Чтобы выключить так и не сварившиеся макароны.
16.00. Гагаринское РО УМВД г. Севастополя
Виктор
Новый день, не избавив от старых, принес новые проблемы.
Вчера с прибытием на подмогу беркутовцев все пошло немножко веселее. Конечно, глядя на то, что творилось в палатах и коридорах роддома, хотелось орать и бежать куда глаза глядят, а уж никак не веселиться. Мозг отказывался воспринимать происходящее как новую реальность. Скорее, как дурной кошмар… Или ужастик.
Беркутовцы, назубок знавшие свое дело, быстро зачистили четвертый этаж, где находилось больше всего мертвяков – все-таки это было отделение патологии беременности, и помимо беременяшек там еще находилась куча пациенток, лежащих в стационаре по своим женским делам. Когда Виктор отвозил Алену на сохранение, все палаты оказались забиты, в каждой стояло по четыре кровати – отделение было переполнено. Нужно было видеть здоровых мужиков в разгрузках и с оружием, когда им приходилось отстреливать обезумевших и жаждущих крови мамаш. Глаза у парней, когда они спустились, были стеклянными, а губы сжались в тонкую линию…
Митрофанов потом рассказывал, что ему весь день и всю ночь мерещились эти ощеренные пасти и измазанные в крови пузатые женские фигуры. А уж он-то никогда не был шибко впечатлительным.
А еще капитан поведал, что столкнулся со странностью – когда бойцы зачищали коридор, несколько мертвячих очень даже проворно ушли с линии огня, сделав нечеловечески длинные прыжки. Их, конечно, потом завалили, но все равно это показалось странным.
На четвертом этаже даже после тщательной проверки каждого закутка выживших не нашли…
Вход на третий этаж, где и должна была находиться Алена, оказался забаррикадирован. Виктор мысленно похвалил жену за сообразительность и носком ботинка брезгливо отодвинул окровавленное тело, валяющееся прямо под дверью.
– Эй, смотрите, мужики!
Ближайшие к Виктору парни и Юля склонили головы над телом.
– Ни хрена ж себе… – послышалось сверху.
Все с удивлением смотрели на преобразившиеся ногтевые пластины мужчины, судя по медицинскому костюму, бывшего когда-то доктором. Ногти стали толстыми, заострились и начали походить на когти какого-то дикого животного.
