– Правда, он хорошенький? – умилилась Алена, переводя взгляд то на мужа, то на сына, выискивая общие черты лица.
– Д-да! – на всякий случай согласился Виктор, не желая расстраивать жену. – Очень! Симпатяжка! Весь в маму.
– Ты что, прикалываешься? – почувствовала неладное жена.
– Лен, ну как можно! Вот глаза твои – голубые…
– Да, глазки у Артемки голубенькие, – тут же переключилась на сына женщина, с любовью глядя на крошечного человечка. – Хотя говорят, что у малышей цвет глаз может меняться. Хочешь подержать?
Подержать?! Кого?! Вот эту кроху? Не-эт, уж лучше еще раз на лестницу с мертвяками попасть. Там хоть знаешь, что делать. А тут, не дай бог, уронишь… или сломаешь ненароком.
– Нет, Ален, у меня же руки грязные, – нашел что ответить Виктор. – Ты уже все собрала?
– Да! – с готовность кивнула женщина.
Когда чета Никитиных вышла из палаты, Алена остолбенела.
– Вить, а куда же мы теперь? – растерянно пробормотала она, глядя на весь разномастный колхоз, собравшийся в коридоре.
Всего на этаже насчитали шесть мамок, семь детей, три медсестры и нянечку-уборщицу. А! Еще «панда», которую впустила Алена с медсестрами. Значит, семь мамок. Плюс спасенные с нижних этажей.
Да-а-а, арифметика получалась неутешительная.
Повторный шок роженицы испытали, когда их выводили на улицу – лестница и коридоры были в гильзах, на полу валялись окровавленные тела, про хлюпающую под ногами жижу и говорить не хотелось… Гламурная дамочка в розовом халате, увидев один из трупов, заголосила как ненормальная, чуть не уронив ребенка, которого держала на руках. Убитым оказался тот самый муж, который должен был навестить ее. Алена погладила женщину по руке, понимая, что сейчас вряд ли удастся ее успокоить. Овдовевшая неистово кричала и билась в истерике, пока кто-то из парней не уволок ее оттуда под руки. Кто-то из женщин не выдержал и рыгнул. Тут же пошла цепная реакция… Короче, вонь на непроветриваемой лестнице стояла ужасная.
Беркутовцы прибыли сюда на своем штатном автобусе, и это решало проблему транспортировки спасенных, которых было решено доставить в РОВД, ну а там уже пусть вызванивают мужей-отцов и прочих родственников.
После эвакуации пациенток РОВД выглядело как филиал женской консультации и яслей в одном флаконе. Полковник Смирнов, ругаясь тихонько в свои усищи, дал приказ выделить самый большой кабинет для нежданных гостей. Но одним кабинетом дело не обошлось – пришлось открывать еще два. Галдели тетки, орали дети, матерились ошалевшие от всего этого беркутовцы и оставшиеся милиционеры, у которых уже голова гудела к концу дня, а до отдыха еще было, как до Парижа на верблюде.
Личного состава катастрофически не хватало – ближе к вечеру, когда попытались провести перекличку, на связь вышло процентов тридцать от общего количества сотрудников, большинство из которых были – отпущенные еще утром по домам женщины. Судьба остальных оставалась неизвестной – рации не отвечали, телефоны выдавали длинные трели, а некоторые и вовсе были отключены, поэтому Виктор морально приготовился встречать на улицах бодро шагающие трупы в милицейской форме.
Когда на повестку дня встал вопрос, что же делать с этим детским садом на выезде, все оказалось еще более печально – только немногие из женщин дозвонились до родных. Их-то и обещали забрать родственники или мужья. А вот что делать с оставшимися? Не выпихнешь же их за забор, чтобы пешкарусом топали «до дому, до хаты»? К тому же во дворах уже стало довольно опасно – зомби появлялись все чаще и чаще. Хоть парни и старались их отстреливать, пользы от этого было мало.
Полковник Смирнов попытался связаться с городской администрацией, но там только автоответчик повторял записанные фразы. Появилась идея послать гонца, но ее отмели сразу – не было свободных людей.
Встал насущный вопрос с питанием. Потому как гарнизон в РОВД получился нехилый – оставшихся сотрудников пятнадцать человек, не увезенные родственниками роженицы, медсестры и младенцы в количестве двенадцати человек и отряд «Беркута», который так и остался для усиления РОВД. Итого тридцать шесть человек, большинство из которых здоровые мужики…
