В прошлый раз Гай долго сидел, молча глядя куда-то поверх холмов. Он только что узнал, что один из его школьных приятелей был убит на боевых учениях. Его имя станет первым в списке жителей Шарлэнда, павших в бою, но далеко не последним. Оба они чувствовали, что эта война меняет жизнь навсегда, и Сельма сжималась от страха, понимая, что они еще только в начале пути. Они сидели под огромной нависшей скалой – чудак-валуном, как называл его Гай.
Сельма заметила, что, когда она обращается к нему, голос ее становится мягче, а гласные округлее и глубже – совсем не такими, как у йоркширцев. Да, постепенно она перенимала его изысканное произношение. Они читали вслух карманный томик пэлгрейвовской золотой поэтической антологии.
– Как хорошо ты читаешь… Так выразительно. Словно настоящая актриса, – удивился Гай.
– Я никогда не была в настоящем театре, – призналась она.
– О, ты обязательно должна побывать… В Брэдфорде или, может быть, в Лидсе, съезди на поезде.
– Вряд ли… Мы ведь не ходим в подобные развлекательные места.
– Даже и на Шекспира? Ты просто должна увидеть его пьесы. Хотя бы одну! В школе у нас ставят «Гамлета» в следующем семестре, но я уже не смогу участвовать.
– Почему? О чем ты?
– Я вот подумал… Если бы мы сейчас устроили какой-то праздник, что-то такое, чтобы из деревни на поезде приехала целая толпа, тогда твой папа был бы спокоен за тебя. Это было бы так здорово, пока я не… – Гай осекся. – Впрочем, это все ерунда. Я должен сказать тебе кое-что…
Он посмотрел на нее так серьезно, что она все поняла без слов.
– О нет, только не ты! Ты ведь не записался, правда? – У Сельмы заныло в груди, когда Гай радостно кивнул ей и улыбнулся.
– Ты же знаешь, офицерам позволено записываться добровольцами в семнадцать. Я не могу просто сидеть и ничего не делать, когда другие ребята там.
– Мой брат солгал, накинул себе лет и тоже записался. Фрэнк теперь ходит мрачнее тучи, а папа грозится привязать его к загородке в конюшне, чтоб ему и в голову не пришло сделать то же самое. Ну почему вы все рветесь сбежать поскорей? Моя мама места себе не находит! И твоя теперь будет так же!
Как же так?! Они только что начали узнавать друг друга. Как же теперь их воскресные прогулки?
– Вообще-то она еще не знает. Вот выберем подходящий момент и скажем. Но ей нас не остановить. А если она не согласится, то получим письменное разрешение от папы. Но вообще, скажу тебе по секрету, она будет страшно горда нами. Ну а потом же еще несколько месяцев учений, так что к тому дню, когда нам придется уехать далеко, она уже привыкнет, что нас нет дома.
– И все, больше ничего не будет? Наших прогулок, разговоров… – Сельма вспыхнула, представляя, как страшно ей будет их не хватать.
– У меня будут увольнительные, я буду приезжать домой время от времени.
– Но все будет уже не так…
– Почему? – озадаченно спросил он.
– Все будет не так, ты и сам знаешь. Ты перейдешь во взрослую жизнь. А я так и останусь в школе учить малышню.
– Это тоже важное занятие, – ответил он и посмотрел на нее с такой нежностью, что у нее перехватило дыхание. – Все останется прежним, мы будем по-прежнему дурачиться с Энгусом. Как в школе. Просто мы должны быть там.
– Я буду скучать по тебе. – Сельма почувствовала, что к горлу подступают слезы.
– Я очень рад слышать это, – прошептал он в ответ и приблизил к ней лицо, близко-близко. Его губы мягко прижались к ее губам, и оба ошарашенно посмотрели друг на друга.
– Прости… Я никогда прежде не делал этого, – извинился Гай, но тут же, чуть развернув пальцем ее подбородок, поцеловал ее еще раз. И еще, и они крепко прижались друг к другу, едва дыша.
– Я тоже, – шепнула Сельма. Он глядел на нее так, что все в ней перевернулось, и они стиснули друг друга в объятиях, целуясь уже взахлеб.
– Селима Бартли, ты моя лучшая девчонка! Ты это знаешь? Моя лучшая девчонка.
Она чуть отодвинулась, смеясь:
– И много их у тебя?
– Ты знаешь, о чем я… С той самой минуты, как я увидел тебя тогда у ручья, когда вы спасли моего брата…
– С той самой минуты, как я увидела тебя в том купальном костюме… – хихикнула она. – Но я правда не хочу, чтобы ты уезжал…
