Репетиторам хорошо платили за посещение нашего дома, тем не менее, не все были рады обучать ребенка — инвалида. В одиночку я изучал искусства и науки. Да, я научился цитировать французских поэтов.
Семья Дюваль вместе с незамужней сестрой прибывали ночным рейсом и мы должны были встретиться в аэропорту. Тетушка решила, что это лучший выход для меня, учитывая мою привычку спать большую часть дня и вставать к заходу солнца. Но в последнюю минуту меня стал терзать острый приступ страха. "Толпы"- обратился я к тетушке. Она знала, что я терпеть не мог большие скопления людей, — они действовали на меня угнетающе. Убедившись, что я не смогу присутствовать в момент торжественной встречи, она села в машину, которой управлял младший брат Ропса Джеральд (всего семидесяти пяти лет от роду) и уехала одна. Я же обещал, что буду гостеприимным, и встречу всех, когда увижу, что наша большая черная машина подъезжает к дому.
Но я не хотел, и не выполнил обещанное. Запершись в своей комнате, я включил телевизор без звука. Разглядывая, как цвета танцуют в темноте, я начал впадать в дрему. Наконец, я поручил Ропсу, воспользовавшись внутренним интеркомом, предупредить тетушку и остальных, что плохо себя чувствую и должен отдохнуть. Я полагал, что таким образом создам впечатление безобидного и болезненного человека. Лунатика. И потом, клянусь, я выключил телевизор и заснул реальным сном в реальной темноте.
В какой — то момент все тело казаться мне менее реальным. Я оставил интерком открытым, ибо слышал глухие, металлические голоса из этой маленькой коробочки в моей спальне. В состоянии моей квази-сонливости, мне не пришло в голову, что я мог просто встать с кровати и отключить эту чертову штуку. Ужас тем временем все сильнее терзал меня. Голоса говорили на иностранным языке, но это был вовсе не французский, как могло показаться. Он был похож на нечто среднее между бредом сумасшедшего разговаривающего во сне и визгом летучей мыши.
Я слушал голоса, пока во второй раз не заснул крепким сном. Голоса замолкли, прежде чем я проснулся, впервые в жизни ранним утром
В доме стояла тишина. Казалось, что даже слуги старались бесшумно выполнять свои обязанности. Проснувшись настолько рано, я начал бродить по дому, надеясь, что остальные все еще лежат в постелях после долгой и несколько шумной ночи. Четыре комнаты тетушка отвела для наших гостей, филенчатые двери которых были закрыты: комнату для мамы и папы, две комнатушки рядом для детей и холодное помещение для незамужней сестры в конце зала. Я останавливался на мгновение возле каждой комнаты, надеясь услышать храп или похожие звуки.
Но не услышал ничего из этого. Они редко издавали какие-то звуки, мне удалось услышать только странный шум, который казалось исходил из одной глотки. Это был странный хрип, одышка, вызванная туберкулезным демоном в нижней части горла. Услышав достаточно странных какофоний ночью, я скоро бросил это дело.
Я провел день в библиотеке, чьи высокие окна были поставлены так, чтобы предоставить большую возможность для чтения в естественном освещении. Тем не менее, я закрыл их шторами, находя утренний свет не лучшим собеседником. Но это явно не пошло на пользу моему чтению. В любой момент я ожидал услышать приближающиеся шаги на лестнице ведущей в библиотеку. Несмотря на все мои ожидания и растущее чувство неловкости, семья так не появилась.
Сумерки пришли, а я так не увидел ни мамы с папой, ни сонных сына с дочерью, ни тихоню сестру. Даже тетушку Т. Должно быть они провели немало времени вместе, думал я. Но я был не против остаться один на один с сумерками. Я раскрыл три западных окна, каждое с одним и тем же полотном с изображением той же сцены на небе. Мой личный салон d'Automne.
Это был необычный закат. Просидев весь день за задрапированными окнами, я не понял, что был шторм, и что большая часть неба была покрыта тенями, которые можно найти разве что на странных доспехах в музеях. В тоже время они начинали спорить с ониксом шторма, встречаясь друг с другом. Свет и тьма смешались странным образом, как и выше, так и ниже. Тень и солнце слились между собой, образовав ландшафт с неземными бликами и мраком. Осенние деревья походили на скульптуры, появившиеся во сне, свинцового цвета деревья с железно — красными листьями словно замерли. Серое озеро медленно поднималось и падало в мертвом сне, бессознательно выводя из оцепенения камни. Сцена противоречия и двойственности, трагикомическая дымка над землей. Землей совершенных сумерек
