Грейс какое-то время молчала. Потом, едва слышно вздохнув, сказала:
— Ник, мне трудно представить, каково это жить с родителями, которые ни во что тебя не ставят. Я уверена — то, через что ты прошел, сущий ад. Наверное, такое невозможно понять, и ты прав, говоря, что было бы глупо с моей стороны даже пытаться. Я не помню своего детства, но наверняка оно было счастливое…
— Было, — подтвердил Ник. Он рад был сменить тему, теперь, когда сказал уже все, что хотел. — Замечательное детство. Потому-то и ты такая замечательная.
На этот раз Грейс в порыве чувств чмокнула его.
— Ник, ты чудо. Уж поверь мне, той, которая ничего о тебе не помнит. Ты такой добрый и великодушный. Сколько всего ты делаешь для меня!
— Давай-ка приготовим завтрак. — Ник начал вставать с постели.
Но Грейс не позволила ему.
— Я приготовлю, — решительно заявила она, садясь в постели. Она была великолепна в своей наготе. Грейс поднялась, набросила на себя халат, затянула поясок из розового шелка и направилась к двери. И каждый шаг обнажал ноги Грейс. Мягкий розовый шелк прилипал к ее телу, открывая взгляду мельчайшие его изгибы.
Отворив дверь, она послала ему воздушный поцелуй. Когда дверь за ней закрылась, Ник откинулся на подушку и закрыл глаза.
Как же он будет без нее? Как он вынесет вид страдающей Грейс, когда память вернется к ней?
Она принесла ему завтрак в постель, поставила поднос на кровать и уселась рядом. И они оба принялись за булочки, кофе, яйца всмятку и ветчину.
Ник окинул взглядом спальню — собственное творение в цветочном стиле. Вот они, значит, каковы, настоящие близкие отношения. Сидеть рядом. Вместе есть. Вместе думать. Быть на седьмом небе от счастья, когда любимый рядом. И твердо знать — можно сказать другому все, что вздумается, и тебя поймут. А если и не поймут, примут таким, какой ты есть.
— Просто объедение! — восклицала Грейс. Она взяла его булочку, чтобы намазать яблочным джемом.
Ник едва успел отнять у нее булочку.
— Вот поешь джем на завтрак, обед и ужин три месяца подряд, а потом и говори, что объедение.
Грейс залилась смехом и поцеловала Ника.
* * *
— Привет! — Грейс просияла, когда Ник вошел на кухню. По локти в мыльной пене, Грейс мыла посуду после завтрака.
— Привет, — ответил Ник. Он подошел к раковине. — У меня же есть посудомоечная машина. Зачем ты моешь тарелки сама?
— Мне нравится мыть посуду. — Грейс отряхнула руки от пены. Пузырьки пристали к ее пальцам, переливаясь, будто бриллианты. — Правда, странно?
— Почему же. — Ник принялся убирать оставшиеся булочки и джем. — Домашние хлопоты — утешительные хлопоты.
И подхватил полотенце, чтобы помочь Грейс. Она кивнула в его сторону:
— Значит ли это, что тебе нужно утешение?
Он рассмеялся.
— Да нет. Просто хочу тебе помочь. Мне-то хорошо. Прямо-таки здорово.
— Чудненько. Значит, не возражаешь, если мы займемся сегодня чем-то особенным?
Удивленный Ник уставился на нее.
— Чем же это?
— Мне что-то до смерти захотелось пройтись по антикварным магазинчикам.
— Шутишь, — не поверил Ник; его одновременно охватили испуг и замешательство. И все по одной и той же причине. Насколько он знал, Грейс могла быть продавцом антиквариата. А вдруг им повстречается кто-нибудь из ее знакомых? А если позвонит Рене, а его не будет дома? Взвесив все, Ник решил, что сейчас самое время посвятить Грейс в детали его плана. — Видишь ли, Грейс… нам придется остаться поблизости — я жду звонка.
— Вот как, — разочарованно протянула Грейс. — А автоответчик?
— Должен позвонить человек, который сутки напролет только и занимается тем, что разыскивает твоего отчима.
Слова его произвели впечатление на Грейс. В ее изумленном возгласе послышалась признательность.
— Я не хочу, чтобы ты так долго оставалась вдали от близких. Со мной ты ничего не вспомнишь, — он тяжко вздохнул, — теперь, когда ты уже знаешь, что мы не жили последнее время вместе. Тебе просто необходимо вернуться к своим.
— Да-а… — Грейс в задумчивости глядела на пузырьки в пенистой воде.
По тому, как она это сказала, Ник все понял. Она уже знала — едва ее родные приедут, они тут же увезут ее. Она не останется с Ником.
