Спрашивать ее о чем-нибудь в этот момент было делом не только бессмысленным, но еще и опасным. Турецкого снова прижало ветром к стене. А когда хлопнула дверь операционного блока, Александр Борисович решился наконец спросить все у того же заведующего, который шел ему навстречу, вытирая платком багровое лицо и шею.
— Извините, могу я узнать, кого оперируют? — Что-то подсказывало Александру Борисовичу, будто эта операция имеет и к нему какое-то отношение.
— Да вам-то еще что здесь надо?! — истошным голосом заорал заведующий, багровея еще больше, хотя, казалось, уже было некуда. — Кто вы и что тут делаете?! Кто вас пустил?!
— Извините, — оторопел Александр Борисович, — у меня здесь родственница… В кардиологии…
— Ну и ступайте туда! Не морочьте людям головы! Без вас хватает!..
Чего хватает, он не сказал, потому что стал немедленно промокать тем же мокрым носовым платком совершенно распаренное, будто после раскаленного душа, лицо.
— А где кардиология?
Заведующий хирургией уже обреченно махнул рукой в сторону лестницы и на выдохе сказал:
— Третий этаж… Уйдите, ра-ди бо-га…
На лестнице Турецкому встретился молодой человек в спортивных трениках и тапочках без задников, хлопающих на каждом шагу.
— Простите, — обратился к нему Александр Борисович, — не подскажете, где кардиологическое отделение?
— А вон, этажом выше, — беспечно ответил тот, продолжая разминать в пальцах сигарету. У него не было ни серьезных проблем, ни забот, и больной зашлепал вниз по лестнице, — вероятно, где-то там была курилка.
На стеклянных дверях, ведущих с лестничной площадки в коридор, висела написанная золотыми буквами табличка: «Кардиологическое отделение». И чего спрашивал?..
Он уже взялся за ручку, чтобы отворить дверь, но услышал сзади голоса. Машинально обернулся. Спинами к нему, у окна, лестничным пролетом выше, стояла парочка. Мужчина и женщина. Было видно, что оба не молоды. И хотя стояли они, отстранясь друг от друга, между ними совершенно отчетливо просматривалась какая-то внутренняя, тесная связь.
Что привлекло внимание Турецкого? А черт его знает? Ну стоят себе люди, даже и не глядят в глаза, а заметно, что… А что заметно?.. Да просто любящие души, какие за версту видны… Вон, она протянула к нему руку и бережно пошлепала, погладила по щеке. И он немедленно прижался сам щекой к ее ладони.
«Живут же люди…» — с неожиданной тоской подумал Александр Борисович. Совсем скоро и они с Иркой станут такими же. В смысле пожилыми. Если доживут… И если станут, что вилами на воде писано…
Он повернулся, чтобы идти в коридор, но теперь его остановил уже голос женщины. Показался очень знакомым. Турецкий резко обернулся и увидел, что женщина тоже отошла от окна, собираясь спускаться по лестнице. Ее спутник чуть замешкался. А женщина подняла взгляд на Турецкого, пригляделась и вдруг всплеснула руками:
— Сашка?! — и непонятно, чего больше было в ее восклицании — радости или изумления.
— Валя?! — в свою очередь изумился он, называя ее привычным, как еще в юности, именем. Тетя Валя — это было для посторонних, а между собой они называли друг друга как почти ровесники.
В три прыжка перемахнув лестничный пролет, Александр взлетел на лестничную площадку и с ходу оказался в объятиях Валентины.
— Господи, Сашка… Откуда ты взялся?! — Тетка гладила его по щекам, по волосам, внимательно смотрела в глаза, будто о чем-то уже догадываясь. — Гляди-ка, седеть начал, племяш дорогой… Ах, Сашка, где наше время?.. Куда девалось?.. — Она часто заморгала глазами, потом вытерла их ладонью и закончила с улыбкой: — Ну вот и свиделись наконец… Уж и не чаяла… Один приехал?
— Один, Валенька. — Он отвел взгляд в сторону.
— Ну да, то-то ж я и вижу… — Тетка потрепала пальцами его прическу, хмыкнула: — Нестриженый…
— Просто некогда было.
— Понимаю, понимаю, — с ласковой улыбкой сказала она. — Вот через денек-другой меня выпишут, и я сама тебя постригу, как когда-то, ты помнишь?
— Еще бы! Да это все — пустяки. Ты мне вот что скажи: что случилось? Почему тебя засунули в больницу? Я ведь от соседки твоей случайно узнал… От Насти. Привет передавала. А еще просила меня и ей пересказать, как твои дела… Я ж нынче ночью приехал, в темноте.
