— Полагаю, в четверг будет нормально. Как дела в школе? Тебе еще не вернули контрольную по истории?
Она фыркнула.
— Не думала, что ты станешь вести себя так, словно все в порядке, и использовать мою контрольную по истории, с которой, кстати, я успешно справилась, чтобы отвлечь меня от раненного горячего лакомого кусочка, которого ты «выхаживаешь». Как идут дела? Обезьяны-ревуны воют? Я могла бы отложить свое возвращение домой на день или около того за вознаграждение… скажем, две недели не мою посуду.
— Гиги.
— Эй, я просто хочу внести ясность. Я счастлива за тебя и все такое, но не хочу слушать УЗТ, издающиеся из твоей комнаты. Я молодая, впечатлительная девушка.
— УЗТ?
Она хихикнула.
— Ага, универсальные звуки тра…
— Откуда ты знаешь такие слова? — проскулила я.
Гиги хихикала, как сумасшедшая, на другом конце линии.
— Я на самом деле знаю, что означают твои нецензурные слова-заменители. И знаю, что ты еще та матерщинница.
— Другими словами?
— Я научилась этому, глядя на тебя! — прокричала она, плохо имитируя информационную программу против наркотиков, которая пользовалась популярностью, когда я была ребенком.
— Увидимся в четверг, всезнайка. Люблю тебя.
— И я тебя люблю.
Я положила трубку, оделась и спустилась вниз. И была удивлена, увидев Кэла, сидящего за барной стойкой и что-то печатающего на своем ноутбуке. Около него лежало несколько записных книжек и разложенные в определенном порядке бумаги, уверена, для него это имело смысл. Его кожа была бледной, но уже без той восковой бледности прошедших двух дней. Глаза яркие и ясные. На нем надеты джинсы и футболка, подчеркивающие все достоинства, которые так хорошо прорисовывались, что это можно было бы назвать нательным порно. Он потягивал кровь из кружки, которую Гиги расписала для меня на День Матери в прошлом году. На ней были нарисованы маленькие шмели и надпись «Я сердце старшей сестры».
Я с пугающей скоростью привыкала к тому, что в доме находится еще один взрослый. Даже если технически я забочусь о нем, то все равно приятно, что Кэл рядом. Я чувствовала, как бремя на моих плечах, которое легло на меня, как на взрослого, стало чуточку легче. Я так долго полагалась только на себя и принимала решения самостоятельно. Мне нравился тот факт, что если взорвется водонагреватель или начнется Зомби — Апокалипсис, со мной будет кто-то, кто серьезно отнесется к моим планам выживания.
И да, я знаю, что существовало множество вариантов действий.
Кэл поднял глаза, но не перестал печатать, когда пробормотал:
— Доброе утро.
— Доброе. Ты хоть спал? — спросила я, ощущая непреодолимое желание приготовить кофе.
— Едва ли, — ответил он, вытягивая руки над головой.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила я, пока разогревала в микроволновке пакет с кровью второй группы.
— Я думал, что мы согласились с тем, что ты не будешь начинать разговор с подобных вопросов.
— Я не знаю, как еще начать разговор с тобой. Все остальные темы ведут к завуалированным оскорблениям и к рвотным рефлексам.
Его губы дернулись, и он отложил в сторону ноутбук, полностью сосредоточившись на мне.
— Я чувствую себя гораздо сильнее, достаточно сильным, чтобы продолжить мое расследование. И провел несколько часов, копаясь в твоих книгах, списываясь по электронной почте с экспертами в медицинской области и расспрашивая их про мои симптомы, и какое растение могло бы подобное вызвать.
— Есть доктора-вампиры? А разве для вас это как бы не спорный вопрос?
Он прошел через комнату, прислонился к кухонной столешнице, пока я набирала чашку «жидкой бестолковой терпимости» и сказал:
— Есть вампиры, которые были врачами в свои человеческие дни. Их вклад очень ценен.
— Это имеет смысл, — ответила я, поглядывая через его плечо на фотографии, разложенные перед ним. Разодранное тело женщины было в ужасающе ярких цветах, ее лицо изуродовано так, что она почти не походила на человека. Я вскрикнула и спиной наткнулась на столешницу. Кэл подошел, закрыл документы с кровавыми фотографиями и повернулся ко мне. Он схватил меня за руки, удерживая в вертикальном положении.
Я закрыла глаза и глубоко вдохнула, желая, чтобы непрошеные образы исчезли из моей головы. Холодная серая бетонная стена. Полированные из нержавеющей стали столы, тускло отражающие свет. Гиги тихо плачет за больничной дверью. Блеск разбитого стекла в темных маминых волосах. Служащему морга пришлось прикрыть левую сторону простыней. Запах отбеливателя и дезинфицирующего средства наполнили мои легкие, и я упала на четвереньки, склоняясь над ведром.
