— Сэр, я действительно хотел бы поговорить с Вами. — Согласился Питер.
— Говорите. — Разрешил шаман, приглашая агента присесть.
— Как Вы думаете, кто мог поджечь поселок сегодня ночью?
Мужчина-индеец поднял свои седые густые брови и проникновенно взглянул на Питера.
— Не знаю, но скорее всего тот же, кто и убивал наших общинников. — Предположил он.
— И по какой причине?
— Все по той же. Расстроить собрание. Они боялись, что мы слишком многое узнаем и решили так сорвать все наши планы. Но Вы-то уже наверняка на верном пути? — С надеждой спросил Бизон.
— Почему Вы так решили? — Осведомился агент.
Шаман только ухмыльнулся.
— Вы не простые люди. Не такие как эти полицейские. А та Ваша напарница очень интересующаяся девушка.
Марлини улыбнулся. Он никогда не слышал, подобного комплимента для женщины.
— Да. Она в университете занималась культурами коренных жителей Америки. — Подтвердил он.
— Да. — Шаман закурил трубку с какой-то пахучей смесью, аромат которой перемешался с горьковато-кислым запахом варева, стоящего на плите. — Мы назвали бы ее Мудрой Пумой. А Вас… — старик призадумался, глядя на мужчину, — Вас мы бы назвали Хитрым Ягуаром.
— Это хорошее прозвище. — Согласился агент. — А как бы Вы назвали агента Гордона?
— Это кавалера Вашей напарницы? — Уточнил шаман, чем поверг Марлини в некоторый ступор. Теперь все вставало на свои места и объясняло несколько противоречивое поведение агента Робинсон.
— Почему Вы решили, что он ее кавалер? — Поинтересовался он у Бизона.
— А что разве нет? — Удивился тот. — Это, мне кажется, заметно. Хотя Вы правы. Кавалер он ей только временно. Скоро все изменится. — Пророчески изрек шаман. — А назвали бы мы его Слепым Кабаном.
Это развеселило Питера. И хотя ростом они с Майклом были примерно одинаковым, последний был на десять-пятнадцать килограмм крупнее Питера, поэтому казался несколько неуклюже, особенно рядом с худенькой Кетрин. Хотя стоит отметить что, несмотря на свои пропорции, он был довольно проворным, если бы не его заторможенный мыслительный процесс.
— Ну почему Кабаном понятно, а вот почему Слепым? — Развеселившись, спросил Питер.
— Да потому что не видит ничего дальше своего носа. Хотя он здесь не один такой. Судя по всему, Вас тоже можно назвать пока Слепым Хитрым Ягуаром.
— Утешает, что Вы говорите «пока». — Отметил Питер, за несколько дней привыкший к многозначительности слов индейца.
— Только от Вас зависит насколько долго продлится. — Ответил шаман.
— Ладно, речь не о нас. Скажите, может быть, после сегодняшней ночи Вы стали кого-то подозревать? — Вернулся к теме агент.
— Нет. — Покачал головой хозяин дома. — Но я кое-что узнал, о тех людях, которые посещали нашу старушку.
— И что это за люди? — Заинтересованно уставился на старика агент.
— Они из города. Говорят, что частенько бывают у нее, но только вот цели их не известны до конца. Говорят, что они берут у нее лекарства.
— Но Вы же сказали, что она редко кому помогает даже из «своих» неужели она стала бы помогать посторонним? — Удивился Питер.
— Это уже ваша забота. — Перевел на него ответственность индеец.
— Тогда последний вопрос — Вы знаете, кто в резервации болен гемофилией — несвертываемостью крови?
— Это интересный вопрос. Я многих лечил от многого. В основном от душевных мук, но несвертываемость крови…, - шаман задумался и надолго замолчал, сжав губы. — Пожалуй, я знаю одного человека. Он живет здесь неподалеку и сможет Вам помочь. — Ответил он через несколько секунд. — Я попрошу, чтобы Медвежонок проводил Вас.
Шаман выглянул на улицу и позвал своего подопечного. Тот был неподалеку, играя вместе с местными мальчишками в мяч. Прошептав ему на ухо, что-то невнятное, он вновь зашел в дом и сказал агенту, что тот может проследовать за мальчиком.
Мужчина благодарственно поклонился и вышел.
* * *
Кетрин помогла своим коллегам разместиться в отеле и вернулась в резервацию, не желая затягивать и так быстро улетучивающееся время.
Она подъехала к одному из самых старых хоканов поселения и постучалась. Дверь открыла высокая худая женщина шестидесяти трех лет — мать Кларка Майклза. Ее красные от слез глаза выделялись на болезненно-белом лице. Итак худая, от горя женщина еще сильнее высохла. Она стояла словно мумия, не произнеся ни слова, и только безразлично смотрела на Кетрин. Девушка посмотрела на нее и невольно вспомнила свою мать. Та выглядела примерно так же, когда погиб отец — абсолютно равнодушная ко всему, молчаливая, почти неживая. Мать Кетрин долго не могла прийти в себя после той трагедии, она даже забыла о постоянных спорах с дочерью о ее профессии.