– Что же ты деточка вся такая худенькая да побитая, – глядя на меня причитала бабка, принесшая в горницу завтрак – яичницу, хлеб и оставшуюся с ужина картошку в чугунке. – Маленькая, одни глаза на лице видны. Неужто мамка с тятькой не кормили?
– Сирота я, – впился я зубами в кусок теплого ароматного хлеба. – Подкидыш.
– Ой, лихо-то какое, – всплеснула руками бабка. – Поди с детства по чужим людям скиталась, материнской ласки не зная, вот и выросла такая злющая…
– Это я-то злая? – Удивился я.
– Конечно, – осуждающе покачала головой бабка. – Тебе бы куклу тискать, а ты одной рукой левольверт сжимаешь. А вторая перевязанная висит. Кто такую девку замуж возьмет?
– Найдутся желающие, – утерев рот рукавом, сказал Ребров и почему-то покосился на Пашку, который чуть не подавился за столом под его взглядом. – Но ты, бабушка, нашу Таню лучше не тронь. Она у нас злая, да и мы не подарок. Помолчи лучше, от греха подальше. Она и так за народ пострадала.
– Так вы, господа маги хоть и в погонах, но за народ? – Вступил в разговор молчавший до того мелкий дедок с всклокоченной бородой. – Как красные али как кто? Тут к нам давеча один в деревню приезжал, все за красных агитировал. Говорил, землицу красные хотят народу раздать. Брешет чи нет?
– Не брешет, – ответил я, макая очищенную для меня Пашкой картошку в крупную серую соль на блюде. – Просто всей правды не говорит. Землицу они народу раздать хотят. А вот урожай с нее – отберут обязательно. Загонят вас вместе с этой землей, хозяйством и скотиной в общины, которые назовут колхозами, и будешь ты работать на общей земле за здорово живешь и палочку трудодня в тетрадочку. На барина раньше два дня в неделю работали, а на колхоз каждый день заставят. А мы – другие. Мы хотим тебе землю для того дать, чтобы и ты на ней заработать мог, если не лентяй, и нам с твоего крепкого хозяйства прибыток был. Вот такая разница, дед. Ладно, заканчиваем политинформацию. Матвей Филиппович, разведку выпускать пора, цель где-то рядом.
– Она уже в воздухе, Таня, с вечера приказал. Как увидят поезд, мы сразу узнаем.
Императорский поезд обнаружило звено Юли на одном из полустанков километрах в тридцати от деревни. Заметить его было нетрудно – вокруг состава хватало военных, целый лагерь разбили. Были даже меры противовоздушной обороны – несколько импровизированных зенитных пулеметов. Но в целом чем-то серьезным охрана поезда не выглядела. Ребров долго изучал лагерь в мощный морской бинокль, прячась за верхушками деревьев прилегающего к железнодорожным путям леса, а потом сделал вывод:
– Расслабленные они какие-то. Ни толковых постов, ни попыток маскировки. Всего в батальоне штыков триста не больше. Говорили, раньше чуть ли не полк был, когда государь отрекался.
– Везде разброд и шатание, – пожал я плечами. Ради такого случая я рискнул снова надеть ранец и сейчас завис рядом со штабс-капитаном, хотя и не был вполне здоров – после недолгого самостоятельного полета меня опять начало немного мутить. – Драться не хотелось бы… Еще заденем его величество. Попробуем поговорить. Но с позиций силы, конечно.
У нас получилось. Юнкера тихонько прошли лесом, прячась между стволов деревьев, и по команде Реброва вылетели к полотну железной дороги и полустанку, охватывая его кольцом. Не прошло и четверти минуты, как вокруг лагеря и поезда зависли маги с винтовками наизготовку в сиянии защитных полей. Солдаты, увидев нас, начали хватать оружие из пирамид, кто-то подбежал к пулемету…
– Бойцы не пытайтесь открыть по нам огонь! – Донесся сверху усиленный магией голос Реброва. – На наши патроны повешены фугасные заклинания, один выстрел и тут будет бойня. С семью десятками боевых магов вам не справится. Мы просто хотим поговорить, пусть ваш командир выйдет на видное место.
– Я командир, – вышел вперед подтянутый офицер лет сорока на вид. – Подполковник Томилин. С кем имею честь?
– Штабс-капитан Ребров и отдельный Российский магический батальон, – уклончиво представился офицер, подлетев к подполковнику вместе со мной. – Нам надо поговорить с его Величеством.
