Некоторое время после ухода Огнедума стояла тишина. Затем один из сидевших в колбе негромко произнес:
– Он нарушил присягу.
Второй отозвался:
– Предательство нужно давить в зародыше. А сопли и гуманизм – это для штафирок.
Первый шевельнул еще слабой ручкой и заключил:
– Наше сегодня – это служба, наше завтра – это слава!
– Говорят, что «Пламенных» будут вооружать комбинированными гизармами, – заговорил после паузы второй.
– Откуда ты знаешь? – живо заинтересовался первый. – «Искрам Огнедума», насколько мне известно, устав воспрещает покидать пределы колбы!
– Пока вы спали, заходил «факел» из старослужащих, – пояснил второй. – Он их видел собственными глазами. Загляденье! В верхней части – изогнутый острый крюк для вскрытия брюшной полости противника. Лезвий два, а балансировка просто сказочная.
– Клянусь Огнем Дум Его! – воскликнул первый.
Третий строго заметил:
– За такие разговорчики вас быстро спишут в субстрат.
Первый презрительно присвистнул:
– Есть только одно преступление – трусость!
Неожиданно заговорил шестой:
– Эх, тоскуют руки по рукояти меча!.. Лично я любому оружию предпочитаю старый добрый меч-бастард в полторы руки. Не такая неповоротливая махина, как двуручник, но и не шпажонка. Шпажонка – это для штафирок.
Пятый возразил:
– Шпага и к ней в набор дага для левой руки – идеально для Зубодробительной Защиты Шлеминзона. Кроме того, можно вмонтировать миниатюрный арбалет в рукоять даги. В самый ответственный момент нажимаешь пальцем на спусковой крючок – и…
– И все сильно удивлены! – со смехом заключен пятый.
– Защита Шлеминзона? – заговорил третий. – Да это просто манная каша! Ты пробовал когда-нибудь проводить финт с поворотом и туше в пируэте «Взлетающей Цапли»? Только шпага тут не подходит. Нужен двуручник.
– «Взлетающая Цапля» – это для женщин, – фыркнул первый. – Слишком много уверток и финтов. «Пряморазящий Медведь» – роскошный стиль! Лаконичный. Точный. Выразительный. Короткий прямой выпад – и груда мяса!
– «Медведь» имеет свои недостатки, – возразил четвертый. – Если противник не сражен наповал, остается опасность, что сила инерции увлечет тебя вперед и оставит незащищенными левый бок и спину.
– Не «Пламенным» бояться смерти! – сказал первый презрительно.
Третий задумчиво произнес:
– Говорят, горцы предпочитают нападать из засады. Кстати, не знаете – скоро нас отправят в Захудалое графство?
– Это стратегическая информация, – отрезал первый. – Хватит с нас и того, что нам знать положено. Я, например, знаю, что с вами за Огнедума пойду в огонь и в воду. Мне этого достаточно. – Он слегка повернулся в жидкости, несколько раз шлепнул тонкими ручками и замер. Его не вполне сформировавшееся сморщенное личико приняло горделивое выражение.
– Кстати, господа, – произнес четвертый, – я тут анализировал поведение каждого из нас и сейчас почти уверен, что шестой номер развивается в женщину.
– Я и сам над этим напряженно размышлял, – признался шестой.
– И как? – заинтересовался первый. – Что ты чувствуешь?
– Пока ничего, – сказал шестой. – Информации недостаточно. Считаю половую принадлежность несущественной. Я такая же «искра Огнедума», как и все остальные. И утонуть мне в околоплодной жидкости, если я не мечтаю умереть за нашего главнокомандующего!
– Отлично сказано! – воскликнул первый. – Наше завтра – слава!
– Наше сегодня – служба! – подхватил второй.
– И честь – наше всегда! – заключил шестой.
Тем временем Огнедум вернулся, поставил на полку пустую колбу. «Искры» замолчали. Огнедум окинул их рассеяным взглядом, затем подошел к столику с едой и пощелкал по скатерке пальцами:
– Кофе, будь добра.
Скатерть никак не отреагировала. Огнедум хватил по ней кулаком:
– Я тебя на портянки пущу! Кофе, живо! У меня вдохновение.
Скатерть напряглась, встав колом, закряхтела и породила большой стакан с мутным, резко пахнущим желудями напитком. Огнедум подхватил его, глотнул, сильно сморщился и направился к рабочему столу. Субъекты синтезированной жизни благоговейно наблюдали за ним.
Энвольтатор откопал в груде бумаг несколько неряшливо исписанных страниц, внимательно перечитал их и придирчиво вымарал несколько строк. Затем быстро, словно гоняясь за ускользающей мыслью, записал: