Тот медленно поднял голову, посмотрел командиру прямо в глаза – и содрогнулся Отвага, потому что увидел в них совершенно трезвое, не оставляющее сомнений отчаяние.
– Ранен? – переспросил «факел». У него задергалась щека, и вдруг он, сотрясаясь всем телом, рассмеялся. – Да это кровь не моя!
– Чья же?
«Факел» поманил командира пальцем и прошептал в подставленное ухо:
– Одного портного!
Отвага отшатнулся так, словно его ужалили.
– Вы, кажется, изволите проявлять остроумие? – осведомился он холодно. – Могу только напомнить, что сейчас, когда Дело Огнедума в опасности, это неуместно. Взывать к вашей совести не стану – вы пьяны.
«Факел» захихикал ему в лицо.
– Я пьян? Да я трезвее вас, лейтенант! Говорю вам, это кровь подлеца из местных… Ножницами меня хотел…
– У теней нет крови, – сказал Отвага.
– Теперь есть. – «Факел» хохотал и хохотал и все не мог остановиться. – Потому что теперь они больше не тени… Очнитесь! Капитан «Пламядышащего» – не предатель! Он – герой! Он слишком хорошо знал, что такое офицерская честь!
Отвага снова наклонился к вестнику и, чем дольше тот шептал, тем больше росла ледяная глыба в груди младшего лейтенанта, и в конце концов он сам превратился в лед, а «факел», оглушенный спиртным, усталостью и горем, упал с табурета и заснул.
Было уже темно, и холодный ветер задувал во двор казармы с плаца, когда Отвага приказал запалить факелы и собрать весь личный состав во дворе. Знакомо рокотали в темноте сапоги, переговаривались голоса. Красноватый свет пламени, раздерганный порывами ветра, скакал по лицам. На середину двора вышел Отвага, и все замолчали. Он чувствовал на себе взгляды. Нет, то был единый ВЗГЛЯД. Ужасное величие момента гнуло младшего лейтенанта к земле. Отвага тихо прошелся перед строем. ВЗГЛЯД следовал за ним.
Остановившись у левого фланга, Отвага резко развернулся и спросил:
– Кто мы такие?
– Боевые «факела»! – после заученной паузы грянул молодцеватый хор.
– В чем наша жизнь?
– Дело Огнедума!
Отвага помолчал немного, а потом расставил ноги пошире и заорал:
– Так вот, дети мои, знайте, что никакие мы не «факела», а дерьмо, и дело наше – дерьмо, и вся эта война – одно сплошное дерьмо!
Распуганной стаей ворон сорвался и заметался общий крик:
– Позор!
– Честь!
– Смерть!
Отвага поднял руку, в которой оказалась труба, и медный голос прорезал какофонию воплей. Стало снова тихо. И эту ждущую тишину труба наполнила сигналом отступления. Затем Отвага опустил руку, облизал сведенные судорогой губы и повторил:
– Я сказал вам, что все мы – дерьмо, и готов повторить это тысячу раз! Кого мы готовимся защищать, дети мои, братья мои?
Теперь голоса звучали недружно, вразнобой:
– Огнедума!
– Властителя!
– Во дает!
– Мутант!
– Напился!
Выждав, Отвага закричал:
– Черта лысого! Нет никакого Огнедума! Фьють! Был да сплыл! Сбежал! Драпанул! Как последняя штафирка! Бросил нас умирать и сбежал! А тени воплотились! Ольгерд вернулся! Ясно вам? В лаборатории погром! Субстрат… – Тут голос Отваги сорвался, и младший лейтенант, выронив трубу, заплакал.
Но никого это уже не могло теперь удивить. Почему-то сразу стало понятно, что сообщенное Отвагой полностью соответствует действительности. Известие о трусливом и позорном бегстве Огнедума положило предел всем слухам и недомолвкам. Стройные ряды «факелов» смешались. Одни готовились умереть за честь в неравном бою, другие в тоске рвали с одежды нашивки. Отвага, не стесняясь слез, закричал снова:
– Как ваш последний командир приказываю: снять все знаки различия и уходить! Занимайте в городе пустые дома, смешивайтесь с населением! Присягайте Ольгерду и служите ему! У нас нет больше чести, нет больше Дела Огнедума – у нас осталась только наша жизнь, так проживем ее достойно! Разойдись!
Снова топот сапог, лязг железа, грохот. Разбирали баррикады у входа, перелезали через нагромождения коек и столов. «Факела» покидали казарму. Осталось только несколько, холодных и внешне спокойных.
– Иди, брат, – сказал один из них Отваге. – Твой долг выполнен – теперь мы выполним свой.
Отвага по очереди обнял их, ни о чем не спросил, легко перескочил через завал и исчез в темноте. Спустя четверть часа казармы были охвачены пожаром.
