Да-с, именно так все и происходило. А король стоял рядом и улыбался.
– Дай мне вон ту тетрадь, – бросил ему Огнедум. – Которая с желтым пятном.
Ольгерд молча повиновался. Огнедум проглядел несколько страниц, вписал старательно: «Мразь. Мразеобразно и мазеподобно размазан ужас бытия по зеркалам, и сколько ни глядись, лишь нечистый лик смерти скалит навстречу зубы. Макабр и меланхолия – вот участь мыслящих, мятущихся. Но и в предсмертной икоте хочу я оставаться исследователем сизых и склизких глубин естества».
«Эй, голубчик, куда это вы запропали?» – напомнил о себе постоялец, и сладковато-удушливая волна поползла по огнедумовой душе. «Желаю то, желаю се!» – капризничал постоялец.
На стене над тахтой тем временем появился портрет Косорукого Кукольника в генеральском мундире – очень пыльный. Постоялец пытался украсить его лентами и дубовыми ветками. Пыль летела столбом. «Голубчик, ну что же вы стоите? – закричал он чуть не плача. – Вытрите пыль – да поживее!» И пал на тахту, чихая, а холуй тотчас принялся, изгибаясь всем телом, водить тряпицей по портрету.
Лет сто назад в столице появлялся Косорукий Кукольник. Его видели на площади – нескладную жердину в красном мундире несуществующей армии. Огромные эполеты торчали на костлявых, вздернутых плечах, аксельбанты, как рыбачья сеть, свешивались на грудь, сзади болтались непомерные измятые фалды. Длинные ноги в лосинах переламывались там, где начинались высоченные сапоги.
Держа перед лицом деревянную саблю и скосив к ней глаза, он принялся маршировать по площади и надсадно орать при каждом шаге: «Ать! Два! Ать! Два!» Так продолжалось некоторое время, а потом он пропел, очень похоже подражая трубе: «Ту-туту-ту-у! Ту-ту-у!» и остановился, дробно прогрохотав каблуками.
Нескольким растерянным «факелам», которые не вполне понимали происходящее и наблюдали за генералом в бездействии, он рявкнул: «На крра-ул! Бол-ва-ны!». «Факела» привычно вытянулись. Косорукий Кукольник прошелся вдоль строя, цедя сквозь зубы: «Молодца, молодца…», после чего неожиданно развернулся к ним задом и быстро, как таракан, полез по стене к часам.
Он поднялся на карниз второго этажа, вцепился пальцами в лепнину на третьем и переместил ногу в сапоге на голову гипсовой красавицы с корзиной фруктов, что украшала простенок между окнами. Красавица сказала: «Вы – наглец, сударь!», на что Косорукий Кукольник не обратил никакого внимания. Он ловко перебрался на третий этаж и устроился там на подоконнике, свесив ноги наружу. Часы находились прямо над ним.
Косорукий Кукольник громко расхохотался, глядя на «факелов», столпившихся на площади.
– Взять его! – закричали снизу.
– А-а! – радостно зарычал Косорукий Кукольник. Он снял сапог и ловко запустил его в первого же «факела», который приблизился к стене. Откуда-то доставили лестницу. Второй сапог пролетел мимо цели и исчез в толпе возбужденных «факелов». Принесли еще одну лестницу. Скалясь, Косорукий Кукольник хватал из корзины гипсовые фрукты и метал их в своих противников. При этом он распевал во всю глотку:
Я черный пират,
Мой верный фрегат
И я – по волнам мы летим!
Трепещет враг,
Завидев мой флаг
Под небом голубым! Голубым!
Бросив последнее яблоко, Косорукий Кукольник сорвал с головы треуголку, обнажив сальные волосы, заплетенные в косицу, прокричал: «Ура!» и исчез в оконном проеме – только фалды взлетели над тощей генеральской задницей.
Когда «факела» ворвались в комнату, где помещался сложный часовой механизм, они увидели сваленные в углу фигурки Хоровода Любви, ржавые колеса, шестеренки и колокольчики с вырванными язычками. Под одной из шестеренок валялась деревянная раскрашенная кукла – солдатик в красном мундире. Никаких следов нарушителя обнаружено не было.
Комнату заперли и доложили о случившемся Огнедуму. Когда энвольтатор лично пожаловал на место происшествия, солдатика там уже не было, а на шестеренках поблескивало масло.
Этот случай много лет хранился где-то на чердаках огнедумовой памяти – дожидался своего часа. И вот он оттуда извлечен, любовно повешен на стену, обтерт и украшен бантами и веточками.
