– Ну ты, тенька! – прикрикнул на Мирко заправила компании. – Шевелись, в самом деле! Еле ползаешь!
Мирко был уже совсем близко. Остановился, держась поближе к заправиле. Обласкал взглядом рыхлое белое горло под двухдневной рыжеватой щетиной. Быстрым движением откинул капюшон и тотчас выбросил вперед руку с кинжалом. Пока один из нежитей еще булькал горлом, Мирко успел пырнуть в живот второго и оттолкнуть пьяно лезущего третьего, который угрожающе мычал и вяло шевелил кулаками.
Последний, весельчак-гомункулус, не переставая улыбаться, закружил вокруг Мирко. Молодой граф неотрывно глядел в желтоватые нечеловеческие глаза врага. Улыбка весельчака делалась все злее, пока не превратилась в оскал. И тут Мирко наконец понял, что гомункулусы безоружны. Что они в увольнении, что они у себя дома – это даже не патруль, а просто подгулявшая компания. Самый пьяный из них беспечно заснул прямо на мостовой. Как упал после удара, так и спит.
– Ты не тень! – сказал весельчак.
Мирко остановился, опустил кинжал. Замер и «факел» – настороженный.
– Я сейчас уйду, – сказал Мирко, презрительно раздувая ноздри, – а ты ступай к вашему главному упырю, к Огнедуму. Скажи ему, что я здесь!
– А кто ты? – осведомился «факел».
– Я – герцог Людвиг фон Айзенвинтер! – сказал Мирко. – Вот я кто! И скоро всему вашему упыриному царству придет конец, потому что сегодня в полдень эти самые часы пробьют двенадцать раз! – Он шевельнул кинжалом и добавил: – Иди, пока я не передумал!
«Факел» фыркнул и повернулся к Мирко спиной. С мостовой за ним ненавидящими глазами следил раненый. Пьяный по-прежнему спал. Площадь стала тихой и скучной. Мирко нырнул в ближайший переулок и быстро зашагал по направлению к тайному лазу в пещеру, который находился на задах какой-то давно заброшенной лавки.
В лаборатории Огнедума по столу среди бумаг были разбросаны стекла с пятнами размазанной крови и реактивов – энвольтатор изучал генетический материал. Лихобор сидел в углу на табурете. Время от времени Огнедум подзывал его и заставлял то цедить из пальца кровь, то плевать в особую чашечку, после чего опять принимался поливать пробы реактивами. Иногда стекла вдруг трескались. Порой что-то шипело и с вонью испарялось.
Тетрадь быстро покрывалась прыгающими каракулями записей.
Затем дверь отворилась, и кучерявый коротышка с алебардой ввел в лабораторию Ольгерда. Тень бывшего короля болталась в руках стражника, как тряпичная. Огнедум встал и широким шагом приблизился к нему. Стражник вышел. Ольгерд прислонился к стене и тупо уставился вдаль поверх огнедумова плеча.
Несколько мгновений Огнедум сверлил его глазами. Затем произнес:
– Тебе знакомы эти два «факела»? – Взмахнув рукавом, Огнедум показал на Лихобора с Лютоярой. – Ты ведь разговаривал с ними? Когда? О чем?
– …когда… о чем… – был ответ.
Побратимы быстро переглянулись. Ольгерд притворялся – в этом не было никаких сомнений.
Огнедум сильно встряхнул бывшего короля.
– Говори!
– …говори… – лепетал Ольгерд, мотая головой.
– Ты им что-нибудь рассказывал? О прошлом, о здешних обычаях? Они тебя о чем-нибудь спрашивали? Я желаю знать содержание вашей беседы!
– …что-нибудь…
– Если ты не сознаешься, я буду убивать их у тебя на глазах, – пригрозил Огнедум.
Ольгерд молчал.
– Не запугать нас ни угрозами, ни даже самой смертью! – сказала Лютояра громко. – Ибо любовь сильнее смерти и продолжает жить и после того, как возьмет возлюбленных безвременная могила.
Король вдруг встретился с нею взглядом. Всего лишь на миг. Поют, поют боевые рога – за ближними уже холмами!..
Но тут дверь задергалась у короля за спиной, как живая. Кто-то пытался открыть ее и войти, а кто-то другой ему в том препятствовал. Донеслись выкрики:
– …Куда?!
– Срочно!
– Занят! Не велено!
– Срочно, болван!
Огнедум оттолкнул Ольгерда, приоткрыл дверь и проговорил в щель:
– Пусть войдет и доложит.
В лабораторию, топоча, ворвался «факел» в самом недопустимом виде. От него исходили кисловатые пивные волны, в выкаченных по-уставному глазах зримо происходила отчаянная схватка между воинским долгом и свинским опьянением, пояс болтался, оружия не имелось. Словом, это был типичный унтер, злыми обстоятельствами изверженный из пивной. Репа, внезапно выдернутая из грядки, – и та, наверное, чувствует себя менее растерянно.
