А вне стен Таврического — обвинение, брошенное при встрече Керенским тому большевику, что выступил против общего выступления: «Вы разбили подготовленное с таким трудом движение демократии. Вы сыграли на руку царскому правительству». Александр Федорович бесновался, попутно еще и обвинив саму Думу в том, что она разделяет с правительством страх перед рабочим классом…
Карл Маннергейм только-только вернулся после аудиенции у императрицы Александры Федоровны. Та невероятно сильно волновалась за здоровье слегших с простудой Алексея, Ольги и Анастасии. Дети, однако, оживились и даже обрадовались, когда в Царское Село прибыли солдаты четвертого батальона Гвардейского Флотского экипажа под командованием Мясоедова-Иванова. Этот добродушный, верный делу монархии офицер не выразил никакого недовольства по поводу того, что отныне он подчиняется не Кириллу Владимировичу, а коменданту дворца. По прибытии Мясоедов-Иванов собрал всех офицеров и нижних чинов охранявших Царское Село частей и указал на то, что необходимо на каждое недоброе высказывание или даже намек на Семью отвечать должным образом. «Хватит вставать под поток грязи, что на нас льется из уст тех, кто не желает уходить на фронт или действовать на благо страны и победы». В этом он подчинился инструкциям, полученным от Кирилла Владимировича.
За день до этого Маннергейм побывал у Николая и, как генерал свиты Его Императорского Величества, смог добиться аудиенции. На счастье Карла Густава, царь еще в январе отъехал в Могилев, поближе к фронту: обстановка напряжения и постоянная тревога, предчувствие бури тяготили императора.
— Барон, я рад вас видеть. Хоть один уверенный в себе человек среди этой толпы трусов. — Николай II легко улыбнулся, завидев входящего шведа.
— Боюсь, я разочарую вас, Ваше Величество. У меня тоже не так и много уверенности в сегодняшнем дне осталось. На моем фронте еще более или менее, однако здесь неспокойно. Сейчас везде неспокойно, все ждут революции, Ваше Величество.
— Мне это известно. — Николай II разом сник глаза потеряли блеск, лицо помрачнело, кулаки сжались. — Мне постоянно твердят об этом. Только Протопопов уверен, что все будет спокойно, что все обойдется. Армии очень нужно спокойствие в тылу. Скоро мы прекратим эту войну. И будь что будет!
— Ваше Величество, вы слишком сильно доверяетесь судьбе. Бог видит, вы еще все сможете изменить. Не раз и не два ваши предки да и вы сами оказывались лицом к лицу с опасностью. Тринадцать лет назад было еще хуже.
— Тогда со мною были Сергей Юльевич и Петр Аркадьевич. Сердце мое терзается от мысли о том, что судьба не уберегла их…
Николай с самого пятнадцатого года все чаще и чаще вспоминал двух своих премьеров, Витте и Столыпина. Глубоко в душе император давно корил себя за то, что не захотел продолжить их реформы, не дал им хода. Теперь же и дня не проходит без известия о волнениях. Царь очень устал: он только надеялся, что бог даст России шанс выиграть войну. Николай готов был на все, чтобы выполнить долг перед народом и союзниками…
— Но и сейчас есть люди, я уверен в этом, те люди, что смогут усмирить волнующийся народ и дать внутренний мир империи. Господь не оставит страну без второго Столыпина.
— К сожалению, у меня нет сил и храбрости в это поверить. Нет второго Петра Аркадьевича, нет ни одного дельного человека, что поддержал бы династию. Только Родзянки, Протопоповы и Штюрмеры. А больше и нет никого.
— Ваше Величество, позвольте вас разубедить. Позвольте мне быть вам полезным. Нет, не здесь или в Петрограде. В Гельсингфорсе: я знаю этот город и княжество Финляндское, я могу взять на себя роль того, кто поможет утихомирить этот город, если все-таки начнется бунт. Ваше Величество, только прикажите! — Маннергейм все же решился последовать совету Кирилла Владимировича. Он видел, что контр-адмирал прав, прав, черт возьми! Нужно спасать страну, нужно действовать. — Дайте мне только мою часть. Прикажите ее перевести в Гельсингфорс. Но… так, чтобы не было ясно, зачем она там. Как-нибудь неявно переместите ее туда. Или хотя бы несколько эскадронов! Боюсь, что ваше окружение, некоторые люди в Ставке могут препятствовать перемещению верных вам войск. Еще, Ваше Величество, помните о тех частях, что снабжены кирасами Черепанова, пулеметными щитами и прочим новейшим снаряжением? Я считаю, что их тоже нужно перебросить к столице. Или — к Первопрестольной. Тринадцать лет назад там вспыхнул один из сильнейших очагов восстания. В этот раз, если бог не поможет, вряд ли будет иначе.
