– Да, самое трудное – выбраться отсюда, – словно прочитав мои мысли, проговорил Гага. – Город вроде бы кончился – и опять!
Совсем уже шли места дикие, и вдруг снова стеклянные гиганты с надписями: «Банк», «Отель», на самом высоком параллелепипеде стояли белые буквы «Арабелла».
– Арабелла-парк, – кивнул Гага, – один из самых дорогих районов…
– Надо ж, куда их занесло! – посочувствовал я богачам.
Потом ехали через какой-то совсем азиатский район, по красивой старинной площади шли толпы в экзотических одеждах.
– Вон видишь… турки! Очень много турок у нас! – озабоченно произнес Гага. – А сейчас будет вообще самый аристократический дорогой район, но там, наоборот, все тихо, скромно, чтобы толпы не привлекать. И, кроме того, как раз над этим районом самолеты взлетают и садятся… на дикие лишения приходится аристократам идти, чтобы хоть как-то отделиться от всех! – Гага усмехнулся. – Вообще надо отметить, – уже лекционным тоном, словно перед своими студентами, заговорил он, – престижность района на Западе вовсе не связана с близостью к центру, можно проехать через совсем завальный район, и снова – блеск!
Да, непросто тут у них.
Ну вот, вроде бы вырвались. Высокий мост над бесконечным разливом рельс, два стеклянных гиганта по обеим сторонам моста, с мерседесовскими эмблемами – тонкими серебристыми колесиками – наверху… Белели Альпы на горизонте, как скомканная и брошенная бумага.
Машинная свора, увидев зеленый на светофоре, резко рванула.
– Ну вот… а сейчас начинается! Автобан! – азартно произнес Гага.
Машины почти бесшумно, но стремительно неслись в шесть рядов – три ряда с нами, три навстречу. Расстояние как-то не замечалось: ровный асфальт без разрывов, однообразная ограда – но скорость была за сто. Пошел дождь. Соседи слева, оставляя за собой завихрения воды, уносились вперед. Зато мы так же лихо обходили соседей справа – самых медленных в гонке. Мы вырвались из дождя на сухое – обогнали тучу. Пошли ровные, чуть холмистые, подстриженные желтые поля и красноватые склоны виноградников. Изредка на каком-нибудь идиллическом холмике мелькал белый домик под черепичной крышей… Один! Одна семья управляется с гигантским пространством, сажает и собирает! Тихо протарахтел крохотный трактор на длинном склоне – один в поле.
На вершине холма темнеет лес с четкой закругленной границей, словно лес подстригли под полубокс. Порядок и чистота, никакого сора и хлама, и нигде не видно людей – словно все поддерживается само собой.
Вот мы влетели в аккуратненький городок – чистенький костел, высокий, весь из зеркального стекла универмаг, ресторанчик под тентом…
– Стоп! – хриплю я. – Дай хоть дыхнуть, воды заглотнуть!
– Не останавливаемся! – азартно произносит Гага и, стремительно вильнув рулем, выскакивает на одну из дорог на сложной шестиперстой развилке. – Ф-фу! Чуть не проскочил! – Он вытирает пот, и тут же с легким, но мощным дыханием нас нагоняет новая стая – держаться, держаться с ними, а если не выдерживаешь, надо, предупредительно помахав поднятой рукой, сойти на правую, более медленную полосу. Но Гага держится, закусив губу, со своим скромненьким «Опель Пассатом» среди «Мерседесов», «Фордов» и «Ягуаров».
– Сумасшедшие, тут все сумасшедшие! – тряся растопыренной левой ладошкой, возмущенно и восхищенно восклицает он. – Единственная в мире страна, где нет ограничения скорости!
И снова однообразное жужжание. И такая игра у него – почти на целый день – два раза в неделю: дорога на работу, дорога с работы… Да, это тебе не пять станций метро, которые он проезжал раньше, когда жил у нас. Тут я его буквально не узнаю. Был избалованный академический мальчик, который падал в обморок по дороге в булочную, а здесь… безжалостный пожиратель пространств!
От некоторой монотонности пути я задремываю – как мне кажется, всего на секунду, но когда вдруг резко, толчком просыпаюсь, вокруг – горы. По-немецки аккуратные, без излишнего нагромождения, но горы!
– Ну и ну! – Я ошеломленно оглядываюсь по сторонам. – Ну ты и работу себе нашел! Ближе не было?!
– Подходяшшей не было, – лихо отвечает Гага.
