За фасадом «сталинского изобилия». Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации, 1927–1941 - страница 44
Внутри интеллектуальной элиты, попавшей в списки ЦЕКУБУ, формировалась своя иерархия. Поскольку старые звания и регалии не действовали, а новые еще не придумали, мерилом значимости ученого служили его научные труды. Иерархия снабжения определялась научной значимостью ученого. Этот принцип действовал порой независимо от службы на государство. В то время ученые и деятели искусства могли получать блага, работая дома и даже находясь за границей.
По мере развития ЦЕКУБУ становилась все более элитарной организацией. С 1923 года, после отмены академического пайка, на обеспечении ЦЕКУБУ осталась только высшая группа ученых союзного и мирового значения. Они получали денежное академическое обеспечение. В распределении благ все более учитывались работа на государство и лояльность к власти. Списки ученых на содержании ЦЕКУБУ регулярно пересматривались. В них в первую очередь попадали не ученые с дореволюционными заслугами, а те, кто активно работал на Советское государство в данный момент. Из списков исключали тех, кто был связан с частными учреждениями, а также ученых богословов и «служителей культов», арестованных за антисоветскую деятельность, высланных за границу и тех, кто жил за границей постоянно. В октябре 1928 года из списков ученых ЦЕКУБУ были вычеркнуты имена Н. А. Бердяева, Р. Ю. и Б. Р. Випперов, А. А. Кизеветтера, К. А. Сомова и многих других[179]. И позже репрессии вели к пересмотру списков ученых, пользовавшихся привилегиями в обществе. Получая блага от государства, следовало быть лояльным к нему и работать на него. Отношение руководства ЦЕКУБУ к фальсифицированным судебным процессам против интеллигенции было предсказуемо — оно осудило «кучку предателей». От интеллектуальной элиты требовали послушания и подчинения официальной лжи.
Конечно, среди ученых, которые пользовались благами ЦЕКУБУ, были и противники режима, особенно в связи с усилением его тоталитарного характера и репрессий. Например, Анна Ахматова или академик И. П. Павлов, который, кстати сказать, не подавал заявления о включении в списки ЦЕКУБУ. За него ходатайствовала «группа научных работников». Однако, оставаясь в стране (а уехать с конца 1920‐х годов становилось все труднее), нужно было иметь кусок хлеба, чтобы жить и работать. Дать же этот кусок хлеба могло только государство.
Оформление интеллектуальной номенклатуры нашло свое завершение в образовании Комиссии содействия ученым (КСУ), которая сменила ЦЕКУБУ в 1931 году. В отличие от ЦЕКУБУ, КСУ обеспечивала не 8 тыс. человек, а только 1,5–2 тыс. ученых союзного и мирового значения. Они получали дополнительное денежное обеспечение, персональные и академические пенсии, премии, пользовались ведомственными больницами, домами отдыха и санаториями, мастерскими по пошиву одежды. Для них строили элитные жилые дома. КСУ обслуживала только ученых. Для обеспечения писателей, композиторов, архитекторов и пр. были созданы соответствующие фонды и союзы.
Стратификация среди интеллигенции выразилась и в другом. ЦЕКУБУ в основном занималась обеспечением столичной интеллигенции, однако наряду с Центральной комиссией в стране работали 20 КУБУ, которые заботились о местных кадрах (Казанская, Уральская, Крымская, Воронежская, Саратовская, Самарская, Ярославская и др.). КСУ же имела своих представителей только в Москве, Ленинграде и при СНК Украины. Все остальные местные комиссии содействия ученым, созданные в республиках, краях и областях, объявили незаконными. Таким образом, как и в случае с партийной и советской номенклатурой, иерархия среди интеллигенции была выражением не только иерархии должностей, но и иерархии территорий. Демаркационная линия проходила между городами союзного и республиканского значения, с одной стороны, и остальной периферией — с другой.
