За фасадом «сталинского изобилия». Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации, 1927–1941 - страница 114
Недопущение крупного предпринимательства сдерживало и развитие частного производства непродовольственных товаров — одежды, обуви и прочих предметов потребления, а также развитие рынка услуг. Здесь легальные масштабы частного производства по-прежнему ограничивались индивидуальной кустарной деятельностью. Заниматься ею мог любой, получивший лицензию, но не нанимая рабочей силы и реализуя свою продукцию через кооперативы по установленным государством ценам.
Ограничивая частное предпринимательство граждан, государство по-прежнему не отказывало себе в крупной коммерции. Но формы государственной рыночной деятельности изменились. Магазины Торгсина, исполнив свою миссию, закрылись. Государственные коммерческие магазины трансформировались в образцовые универмаги. «По просьбам высокооплачиваемых групп населения» в них продавали товары «лучшего» качества по повышенным ценам. Появились и новые источники пополнения госбюджета — магазины конфискатов. Их не рекламировали в прессе, они не имели ярких вывесок, были незаметны на улицах городов. Это не были комиссионные магазины, хотя в них продавали ношеную одежду и обувь, бывшие в употреблении мебель, ковры, посуду и зеркала, а также чьи-то книги, детские раскраски и игрушки, письма, семейные фотографии — груды сваленных в беспорядке не товаров, а вещей, когда-то означавших дом и семью, — их владельцев поглотил ГУЛАГ.
Июль 1937 года. Москва. Сретенка. Зеркальные стекла окон в густых белилах наглухо занавешены тяжелыми гофрированными шторами. Внутри магазина холодно и полумрак. Он более похож на склад, чем магазин: созвездия угасших люстр, холодные шары абажуров, сосульки хрустальных подвесок, лабиринты книжных шкафов, павловских гардеробов, старинных диванов, громадных роялей, разрозненных сервизов, горы столовой посуды, в беспорядке разбросанные ковры. Обилие армейской одежды, гражданские костюмы теряются в беспорядке гимнастерок, кителей, френчей, бекеш, обувь как на плацу. Никаких упаковок, этикеток, ценников, указаний размеров. В петлицах кителей следы ромбовидных знаков: Комдив? Комкор? Командарм? Сколько их? — Перемножить плечики на ряды? — Собьешься со счета. Неожиданное и страшное зрелище: детские платьица. Невесомые, как лоскутки облаков, они парили над прилавком… беспорядочно свисали отовсюду, как пестрые птицы в зоомагазине…[478]
В период массовых репрессий 1937–1938 годов погибло немало работников торговли. Волна арестов покатилась с лета 1937 и продолжалась в 1938 году. Вычищали не только «бывших» — коммерсантов, владельцев магазинов, ресторанов, мелочной торговли, но и торговые кадры, подготовленные в годы советской власти. Так, в Москве и области НКВД выявил и ликвидировал «разветвленную контрреволюционную организацию», в которую якобы входили руководящие работники Наркомата торговли СССР, Центросоюза, управления столичной торговли и спецторга, обслуживавшего НКВД[479]. В ходе массовых репрессий в стране обезглавили торговый аппарат на всех уровнях — союзном, республиканском, краевом, областном и т. д. Пострадали не только руководители, но и рядовые работники торговли. На «троцкистских вредителей» списали огрехи социалистической торговли — очереди, перебои в снабжении, ошибки планирования, порчу товаров[480].
Рост числа заключенных не только обеспечивал дешевую рабочую силу для строек социализма, но имел и другой экономический эффект. Он ослаблял товарный дефицит в стране — число потребителей уменьшалось, товарные фонды за счет включения личных вещей репрессированных росли. Не производя товаров, государство пополняло свой бюджет.
В экономике товарного дефицита и огромного неудовлетворенного потребительского спроса ограничение предпринимательства не уничтожало рынок, а загоняло его в подполье. В годы «свободной» торговли черный рынок цвел пышным цветом. Бурно развивался запрещенный бартер, который являлся важной составляющей черного рынка. Обмен товарами и услугами происходил между отдельными лицами, связывал предприятия, колхозы, совхозы, учреждения. Металл, дерево, цемент, в которых нуждались колхозы, обменивали на сырье и продовольствие для рабочих и служащих. Проследить бартерные сделки очень сложно, так как их не оформляли на бумаге, а заключали по телефону или в беседе с глазу на глаз. Однако грозные антибартерные постановления правительства свидетельствуют, что запрещенная законом практика продолжалась.
