— В Мэриленде? — Григорий вспомнил, как над «Колумбия Мэлл» с шумом пронеслись самолеты. — Но что может…
— Григорий, как только я узнаю, я тебе сообщу. А сейчас нужно бежать, любимый. На самом деле, происходит что-то серьезное.
— Да, я…
Телефон замолчал.
Проклятье, подумал Григорий, надо выпить.
Фуонг любила темноту, тишину, ощущение полного одиночества. В темноте она чувствовала себя прекрасно.
Стены шахты, похоже, начали сужаться. Фуонг слышала тяжелое дыхание напарника и чувствовала его страх.
Сама она не боялась. Тоннели для Фуонг означали безопасность. Там, наверху, напалм превратил в пепел ее ребенка, наверху умерли отец, мать, стал калекой брат. Эти ужасные бомбардировки не оставили и следа от ее солнечной деревни, а потом на вертолетах прилетели жестокие люди, чтобы убивать и отравить джунгли. Так что темнота для нее была равносильна спокойствию. Ноги ее сами находили дорогу, она кожей чувствовала стены, низкий потолок, неровности пола.
Тигарден боялся темноты, луч его фонарика отчаянно протестовал против нее, словно молил о милосердии. Луч нервно метался из стороны в сторону. В катакомбах на ее родине никогда не пользовались светом, это было изобретение американцев, изобретение людей, боящихся темноты. Фуонг, как все женщины и мужчины, сражавшиеся вместе с ней в течение многих лет, научились находить путь с помощью рук. Научились по колебаниям воздуха и запаху чувствовать приближение врага.
«Мама, ты чувствуешь его запах? — спросил из глубины сердца голос дочери. — Он перепуган, его тело пахнет страхом».
Я чувствую это, ответила Фуонг. Тоннель впереди продолжал сужаться.
— Сестра Фуонг, подожди, пожалуйста, — попросил американец по-вьетнамски. — Мне нужно доложить наверх.
Он опустился на колени и выключил фонарик, их окутала сплошная темнота.
Фуонг услышала, как он забормотал:
— Крыса-6, я Альфа, мы продвинулись примерно на семьсот ярдов, пока никаких признаков штольни Элис. Как поняли, шестой?
— Понял вас, Альфа.
— Шестой, мы продолжаем движение.
— Продолжайте, Альфа. Мы на вас надеемся. Как твоя напарница?
— Держится уверенно, хотелось бы и мне так себя чувствовать. Конец связи, шестой.
— Понял, конец связи, Альфа.
Тигарден снова включил фонарик.
— Ты готова, сестра? — спросил он на вьетнамском.
— Да.
— Тогда пошли.
— Брат Ди-гар-дан, почему ты пошел со мной? Почему не остался наверху? Я сама справлюсь. Ты ведь очень напуган, брат. Я найду дорогу, не заблужусь.
— Я выполняю работу радиста, сестра.
— Брат, тоннели не место для ужаса. Страх, да, страх всегда бывает. Но только не ужас, потому что ужас приводит к панике. Немногие люди могут воевать в тоннелях, так что не стыдно не быть одним из них. Мы учились этому, потому что это был единственный способ уцелеть от ваших летающих демонов и страшных бомбежек.
— Я не из тех, о ком ты говоришь.
— Но ты же боишься, брат, я чувствую это.
— Нет, все в порядке. Это просто прогулка, я могу ее выдержать. Это не бой, а прогулка. — И Тигарден через силу улыбнулся.
— Тогда пошли, брат-американец, — сказала Фуонг.
Во время затишья, наступившего после неудачной атаки, Алекс пробежался по позициям, проверяя людей, хваля и подбадривая их.
— Как вы думаете, они больше не полезут? — спросил его кто-то.
— Нет, они вернутся. И будут атаковать снова и снова. Думаю, в следующий раз они пошлют более умелых солдат, а напоследок бросят в атаку самых лучших. Нам предстоит ночной бой, это здорово.
Моральный дух его солдат был на высоте, ребята держались отлично. Генерал сообщил, что внизу дела по вскрытию хранилища для ключей тоже продвигаются. Хранилище будет вскрыто раньше, чем предполагали. Алекс потерял убитыми всего десять человек, одиннадцать были ранены — так закончился массированный воздушный налет и атака пехоты. Боеприпасов осталось вполне достаточно, так что их положение вполне прочное. По-настоящему Алекса беспокоили только две вещи. Во-первых, во время атаки пехоты они лишились одного из двух пулеметов, а во-вторых, во время воздушного налета было выпущено слишком много «стингеров». Осталось всего семь ракет.
— Сэр, вам пришлось изрядно пострелять по этой последней птичке, — заметил кто-то из солдат. — Видите, вон она горит на поле. — Дым от разбитого, горящего самолета поднимался в яркое небо, попадая во власть ветра.
