Она немного опоздала. Бригитта и Маттиас уже переоделись в темные костюмы. Не тратя времени на пустые разговоры, тронулись в путь и вскоре остановились перед главным входом на кладбище, где, похожие на стаю угрюмых ворон, дожидались другие приглашенные. Затем все вместе вошли в зал, где должно было состояться отпевание, и заняли места на скамьях.
Детей Герда было определить нетрудно, поскольку они оказались единственными молодыми среди собравшихся и, кроме того, были не во всем черном. Дети сели позади всех рядом со стариком, а их отец занял место в первом ряду в окружении изысканно одетых дам и господ. Юная подруга Герда из уважения к близким на похоронах решила не появляться. Урну с прахом поставили в центр, обложив белыми лилиями, на свечках тоже не экономили. После традиционного органного вступления пастор произнес лишенную эмоционального присутствия речь, поскольку, по-видимому, не был знаком с покойной.
Эллен сидела между Бригиттой и Маттиасом. Она не вслушивалась в слова проповеди и, пока шла церемония, незаметно подсчитала число приглашенных. Вышло пятьдесят три. Еще ее волновал вопрос: стоило ли передать детям флешку прямо сейчас, незаметно от посторонних, или это лучше сделать у разрытой могилы, на глазах у всех?
Когда пастор договорил, старик с заднего ряда встал и на колесных ходунках прошел вперед. Дети Герда ему помогали. Никто, понятно, не рассчитывал, что найдется еще желающий выступить, поэтому по залу пронесся удивленно-недовольный шепот. Старика явно смущала обстановка, он сильно волновался и начал говорить надтреснутым голосом. Он выразил надежду, что сестры-близнецы на том свете соединятся в счастливой жизни, но сейчас, в момент прощания, он не в силах говорить о своей погибшей дочери. Но чтобы утешить всех собравшихся, кто любил ее и скорбит о ее смерти, он принес любимую арию Ортруд из «Волшебной флейты».
Он взмахнул рукой, и в зале загремел полнозвучный бас Зарастро. Старик со слезами на глазах вернулся к внукам — и многие другие, завороженные магией музыки, благоуханием лилий и свечей, вытерли слезу.
In diesen heil'gen Hallen
Kennt man die Rache nicht,
Und ist ein Mensch gefallen,
Führt Liebe ihn zur Pflicht.
«Ортруд посылает мне знак, — осенило Эллен. — Она меня прощает и просит не мстить!»
Wo Mensch den Menschen liebt,
Kann kein Verräter lauern,
Weil man dem Feind vergibt.
[28]После минуты молчания к урне подошел одетый в неброскую серую форму работник и степенным шагом понес ее к месту небольшой свежевырытой могилы. За ним следовали пастор и вся похоронная процессия. Из надписи на надгробном памятнике можно было узнать, что здесь упокоились мать и сестра Ортруд. Молочно-белую урну опустили в могилу, и скорбящие близкие один за другим стали подходить к краю и кидать цветы и пригоршни земли. Первым подошел Герд, за ним — дети и старенький отец. Эллен пробралась в первый ряд, чтобы подойти к яме следующей. Настало время ее громкого выхода на сцену. Она вытащила флешку из кармана и эффектно, чтобы Герд обратил внимание, бросила в могилу. Металлической частью флешка ударилась об алебастровую поверхность все еще торчавшей из земли урны, тонко звякнув.
В этот момент Герд находился в аккурат рядом с Эллен. Заметив флешку, он побледнел.
— Это была ошибка, — неуверенно пробормотал он, обращаясь к окружающим, и чуть было не бросился вниз, чтобы ее достать.
Но Эллен удержала его за рукав и шепнула на ухо:
— Пусть останется там. Это мой ответный подарок за круиз.
Следующие ряды напирали. Никто не обратил внимания на мелкое происшествие, а кто-то, может быть, принял за особо близкое выражение дружбы. Наконец могилу засыпали, утрамбовали и покрыли цветами и венками. Затем гости, благоговейно склонив головы, некоторое время постояли молча и направились к своим машинам на парковку, чтобы караваном переместиться в заказанный ресторан.
Посмеет ли он когда-нибудь тайком рыться в могиле Ортруд? — размышляла Эллен, залезая в автомобиль к Маттиасу и Бригитте. Стоило ей представить, как Герд голыми руками роется в земле и его за этим занятием застает кладбищенский садовник, как у нее непроизвольно начали подергиваться уголки рта, и вскоре весь рот растянулся в улыбке. Ей было страшно неловко, но удержаться она не смогла, и в конце концов у Эллен вырвался тихий смешок. Брат обернулся. На его физиономии можно было прочитать удивление, смешанное с негодованием.
