Сержант провел нас на второй этаж, где в большом зале прямо на полу сидели, поджав под себя ноги и ожидая своей очереди, посетители. В углу зала возле двери в кабинет председателя местного комитета Национального фронта были сложены кинжалы всевозможных форм и размеров, к стене были прислонены несколько винтовок и автоматов. Сержант объяснил, что посетителям не разрешается входить с оружием к руководящим работникам.
Такой порядок мы наблюдали и в других районах Южного Йемена (но не везде). Нет сомнения, что подобные меры предосторожности имеют достаточно оснований. В стране осталось еще немало сторонников изгнанных из республики султанов, которые не хотят сдавать позиций. Используя свое прежнее влияние, старые традиции и родовые связи, они стремятся привлечь на свою сторону невежественных людей, разжигают межплеменную и религиозную вражду, прибегают к провокациям, подкупу вождей бедуинских племен, подстрекательству к террору против руководителей молодой республики. В то время, когда мы находились в Южном Йемене, местной реакции при содействии внешних враждебных республике сил удалось организовать контрреволюционный мятеж некоторых племен на севере второй и четвертой провинций. Правительство республики смогло ликвидировать мятеж, однако он был не последним. Возникновению подобных конфликтов и провокаций способствовало еще и то обстоятельство, что в Южном Йемене до последнего времени сохранялась свободная продажа оружия. В сельской лавчонке можно было приобрести пистолет, винтовку или автомат и любое количество боеприпасов.
Город Дхала находится где-то в горах, на краю света, хотя до него от Адена всего 140 километров. Он кажется далеким оттого, что мало похож на города и поселки на побережье и в пустыне, и прежде чем мы доберемся до него, сменится ландшафт, умерится жара и недолгая память забудет о ней, а тело воспримет температурное послабление как должное и удовлетворится.
Сначала будет шоссе сквозь пустыню, по которому, как в Подмосковье в феврале, мотаются хвосты, но там хвосты снежные, а здесь песчаные. Пустыня с готовностью заметает любые следы, а при случае и тех, кто их оставил. В самые жаркие часы в этих местах возникает мираж, чаще всего традиционный, но не всякое видение следует считать миражем: всадники на горизонте в дрожащем воздухе нередко оказывались именно теми, кого следовало опасаться, реальными врагами — соседями.
В нескольких километрах от Адена рядом с асфальтированным шоссе виднеется другая примета нашего века: насосы и сплетения труб — начало аденского водопровода. Воздух вокруг машины летит назад, бьет в высунутую наружу ладонь, стремится устранить препятствие. До Лахеджа никаких перемен в обстановке не будет.
Лахедж начинается с приземистых, чуть темнее земли хижин, постепенно поднимается на этаж, на два и достигает трех-, четырехэтажной высоты в центре, где стоят дворцы султана и его родственников — теперь правительственные учреждения. Вдоль стержневой улицы, которая выросла из шоссе и вновь превращается в него за чертой города, расставлены лотки, над ними кричат продавцы. Войдя в город с навьюченными ослами, погонщики тоже начинают кричать, не могут устоять перед соблазном и шоферы — они гудят и одновременно что-то выкрикивают, высунув головы из машин, стараясь заглушить голосом автомобильные сигналы, и прохожего подмывает крикнуть — что угодно, что придет на ум. Удержаться нелегко.
В Лахедже происходили многие драматические события, часто связанные с султанским дворцом. Во дворце отдавали приказы убивать, в нем же убивали его владельцев, отдававших эти приказы. Порою обстоятельства так переплетались, совпадали и сталкивались, что султану оставалось только бежать из дворца или ему запрещали туда вернуться. Так было с Али Абд аль-Керимом, отказавшимся включить свой султанат в Федерацию Южной Аравии. Правда, его преемник султан Фадл вступил в Федерацию, но в 1967 году и ему пришлось расстаться с дворцом.
Последний султан Лахеджа Фадл бин Али отличался многими качествами от своих предшественников во дворце и коллег-современников, правивших в других городах. Он был сдержан, скромно элегантен и настолько воспитан, что состоявшие при нем английские политические советники называли его «итонцем». Другие султаны были старомоднее, хотя и далеко не просты. Некоторым, правда, маска «простака» казалась особенно удачной в общении с английскими властями. Последний губернатор Адена сэр Чарлз Джонстон вспоминает в книге «Взгляд из Стимер-Пойнта», как один из султанов встретил его в своей столице с удочками и ведерками в руках, будто бы приготовившись идти на рыбалку. Самым простодушным, по свидетельству того же Джонстона, был султан Исса, правитель острова Сокотра. Он был в восторге от полета на вертолете и посещения английского военного корабля. И хотя босоногому султану, его придворному палачу и свите пришлось чуть ли не плясать на раскаленной палубе корабля, все были очень довольны, и султан согласился на многие предложения губернатора.