— Не связан же ты с этой кучкой бандитов? — воскликнул Валериан.
— Чисто деловые отношения. Назовём это взаимовыгодным нейтралитетом: я берегу их задницы от преследований префектуры, они в ответ выполняют кое-какие услуги для моего дяди. Ты не представляешь, какие рогатки ставит бюрократия, если идти исключительно законным путём.
— А ты тёмная лошадка, — Валериан покачал головой, отчасти с неодобрением, отчасти с восхищением.
Когда они миновали узкие улочки, застроенные деревянными домами, ведущие к гавани, то услышали вдалеке крики. Шум шёл с восточной стороны, накатывая, словно волна, на город. Постепенно в неясном гуле прорезались слова, и стало слышно: «Анастасий умер!.. У нас нет императора... Нашего отца больше нет с нами...»
Усилия дворцовых служб оказались тщетными — им не удалось остановить распространение печальной новости. Неудивительно, учитывая, что дворец был не одним зданием, а целым комплексом отдельных построек — павильонов, пиршественных залов, парадных резиденций, служебных построек, часовен и казарм... При таком состоянии дел полная секретность была попросту невозможна.
— Я должен вернуться во дворец! — воскликнул Пётр, искренне встревоженный назревающим кризисом, к которому могли привести обрушившиеся на город новости. — Как офицер дворцового полка, я уже должен быть там, но благодаря моему дяде я избавлен от необходимости жить в казармах. Я надеюсь только, что с божьей помощью Целер и мой дядя Родерик контролируют ситуацию и успеют возвести на престол нового императора прежде, чем вмешаются Виталиан или Ипатий.
Он виновато улыбнулся своему другу.
— К сожалению, посещение таверны Диогена нам придётся отложить до лучших времён, когда... — он не закончил, и лицо его вдруг стало мертвенно-бледным. — Слушай! Слышишь?
Стремительно приближающийся рёв толпы превратился из бессвязного скорбного гула в ритмичное и отчётливое скандирование требования провозгласить новым императором...
— Родерик Август! Родерик Август!
— Глупцы! — ахнул Пётр, и его лицо исказилось мукой, когда он повернулся к Валериану. — Мой дядя не может быть императором — он никогда не справится с таким бременем!
— Слишком поздно! Он уже провозглашён. Это означает, что его будут считать конкурентом в борьбе за трон те, кто решится предъявить свои права. И если он будет побеждён... — Валериан, вне себя от волнения, схватил друга за руку и мрачно уставился ему в глаза. — Что ж, мы оба знаем, что это будет означать!
— Ослепление или смерть! — прошептал Пётр. — О Боже, Валериан, что же делать...
Он пытался мыслить ясно, но его мозг отказывался работать, его словно парализовало тревогой и страхом. Валериан же воскликнул:
— Пётр! Только брать власть! Твоего дядю спасёт только одно — если он станет императором. А это означает, что действовать нужно немедленно!
— Но что, что мы должны делать?! — сознание Петра понемногу прояснялось, однако противная слабость всё ещё не покидала его, и ужас дрожал глубоко в груди, словно заячий хвост.
— Немедленно отправляться в Сенат! Убеди сенаторов, что твой дядя — лучшая кандидатура на престол. Ты сам знаешь, что нужно говорить; ты же проходил курс риторики во время учёбы. Я тем временем направлюсь на Ипподром, где собирается толпа, и постараюсь склонить людей на сторону твоего дяди. Если мы получим поддержку Сената и народа, армия присоединится. Пошли!
Двое друзей торопливо зашагали на восток, к громадному комплексу зданий, включавшему Ипподром, императорский дворец и грандиозный храм Святой Софии[16], а также здание Сената.
Узнав племянника комеса в лицо, привратники пропустили его в величественные двери Сената, украшенные искусной резьбой и слоновой костью. Внутри царила суматоха; встревоженные сенаторы в тогах сновали по коридорам, приглушённо переговариваясь друг с другом.
Не получивший никаких официальных распоряжений из дворца Мефодий, глава Сената, согбенный и почтенный старец, в нерешительности мялся перед трибуной. Равнодушным и спокойным выглядел только патриарх Епифаний, одетый в парадное облачение и спокойно сидевший за своей кафедрой.
