— С удовольствием. Но позволь тебя предостеречь.
— Поясни?
— Мы ведь не хотим, чтобы заговор сорвался, не так ли? Лучший способ сохранить тайну — не делиться ею ни с кем, чтобы не возникло и малейшего подозрения относительно заговорщиков. Понимаешь, о чём я?
— Будь спокоен, «Гораций». Этот разговор останется между нами.
— В таком случае я пойду. Рабочие уже подошли к цистерне, как я вижу отсюда. Не беспокойся, я буду держать тебя в курсе всего, что происходит.
Быстро шагая от некрополя к цистерне, Прокопий лихорадочно размышлял. Нет сомнений, что на этот раз заговор увенчается успехом, и потому допустить этого никак нельзя. Хотя узурпация власти была обычным делом в Западной Империи, на Востоке все подобные заговоры всегда проваливались, хотя надо признать, что Никейское восстание было в двух шагах от успеха.
Если заговор раскроет и сорвёт не префект со своими людьми, а кто-то другой, это выставит Прокопия в неблагоприятном свете: в лучшем случае его обвинят в некомпетентности, в худшем — в соучастии. С другой стороны, а если заговор удастся? Прокопий — назначенец Юстиниана — может быть объявлен вне закона. Кроме того, кто-то из Юстинов — или они оба — может начать собственную игру, затеяв переворот уже в свою пользу. Свергнув узурпатора, убившего Юстиниана, новый узурпатор может обвинить префекта Прокопия в том, что тот, будучи ответственным за поддержание закона и порядка в городе, ничего для этого не сделал...
То, что Прокопий может так думать, наверняка не приходило в голову узколобому фанатику «Горацию», уверенному в том, что все члены Либертас — такие же альтруисты, как он сам. Между тем Аникий Юлиан был человеком широких взглядов и ясно дал понять, что нет ничего зазорного в том, чтобы за борьбу во имя идеи хорошо платили, или в том, чтобы член организации не желал жертвовать своей жизнью во имя общего дела. Все эти напыщенные «Dulce et decorum est pro patria mori»[156] — «Сладко и почётно умереть за отечество» — не для него! Его служба на благо Либертас бывала и опасна, и трудна, но ему хорошо за неё платили, а риск добавлял остроты головокружительным интригам в той кампании саботажа, которую он вёл, не всегда безуспешно, против Велизария...
Тем не менее надо притвориться, что он заодно с «Горацием», и разузнать как можно больше о деталях заговора. Тогда Прокопий сможет арестовать заговорщиков до того, как они нанесут удар. Он станет героем — и наверняка получит достойное воздаяние за смелость и профессионализм. Либертас прекратила своё существование много лет назад, и здравомыслящий человек должен признать это и двигаться дальше. Внезапно ему в голову пришла счастливая мысль. Было ещё кое-что, чему могла послужить погибшая мечта, — и это кое-что способно принести удовлетворение без всякого риска...
Регулярно встречаясь с «Горацием» в некрополе в течение ближайших двух недель, Прокопий выяснил следующее: Марцелл, Аблабиус и Сергий вступили в сговор с мастером церемоний (нет сомнений, что при этом некая сумма перекочевала из рук в руки) с тем, чтобы их ложа на празднике оказались как можно ближе к императору. Третий сообщник, Сергий (от которого «Горацию» и поступали сведения), получил от своих друзей-офицеров заверения, что они поддерживают идею заговора и будут участвовать, собрав верных дворцовых гвардейцев из числа тех, кто недоволен постоянным урезанием жалованья и отменой привилегий.
Тогда Прокопий сообщил «Горацию», что получил достоверные сведения об участии в заговоре Велизария, и, хотя положение командующего не позволяет ему открыто объявить об этом, он собирается оказать заговорщикам всяческую поддержку. Огромный авторитет и популярность Велизария, по словам Прокопия, практически гарантировали заговору успех.
Разумеется, никаких подобных сведений не было и быть не могло, Прокопий всё это просто выдумал. Однако он знал: брошенные им семена не пропадут, а прорастут и дадут всходы. Намёки дойдут до Сергия, от Сергия — к офицерам... Постепенно слухи укрепятся настолько, что неминуемо всплывут при допросах арестованных и бросят густейшую тень на прославленного полководца.
