— Ты в затруднении, август! — усмехнулся Феодор, наливая в чашу вина из кувшина, стоящего на алтаре. Собеседники находились в храме Святой Ирины, освящённом с десяток лет назад. — В Африке и Италии — особенно в Италии, где Тотила сильно затрудняет жизнь Велизарию, — ты не можешь допустить, чтобы римляне тебя не поддерживали или держались в стороне. Нет — если ты хочешь удержать Запад. Ты его завоевал, даже дважды, но, чтобы удержать его, ты должен сам стать лидером православных халкидонцев. А для этого ты должен заручиться поддержкой высших иерархов церкви, ибо церковь и сама нуждается в сильном лидере, пока в ней царит вакуум, вызванный отсутствием императора Запада. Но как только ты допустишь, чтобы римляне Запада заподозрили тебя в лояльности к монофизитам... — Феодор отпил из серебряной чаши и ласково улыбнулся императору. — Тогда ты мгновенно утратишь весь свой авторитет. Надеюсь, ты понимаешь меня правильно, август.
— Я прекрасно тебя понимаю, — мрачно откликнулся Юстиниан. — Я слышу, что ты говоришь, но я не могу слишком сильно давить на монофизитов. С тех самых пор, как этот мятежный священник, Иаков Барадей, всколыхнул большинство монофизитов в Египте, Сирии и Малой Азии, чтобы бросить вызов иерархам-халкидонцам. Да в одной только Александрии демонстрации против патриарха Зоила заставили его бежать! И поделать с этим я ничего не могу — если только не желаю заполучить ещё один бунт. Самое же унизительное, что этого Иакова поддерживает моя собственная жена, — император покачнулся и торопливо присел на каменную скамью, опоясывавшую неф. Укоризненно взглянув на Феодора, продолжил: — Я позвал тебя, чтобы ты помог мне найти ответы на вопросы... а не задавать мне новые.
— Терпение, август. Вначале следует поставить диагноз, а потом уже проводить лечение. Что нам нужно? Найти нечто, вокруг чего смогли бы объединиться и найти общий язык и монофизиты, и халкидонцы.
— Объединиться? — император горько усмехнулся. — Я искал это нечто с тех пор, как впервые надел императорскую диадему. Если ты сможешь это сделать, я буду вечным твоим должником.
— Подумай, август! — ободряюще улыбнулся священник. — Зелёных и Синих разделяло куда больше, чем Рим и Александрию, — однако же они объединились...
— Ты имеешь в виду Никейское восстание? Да, они объединились — против меня! Пощади мои чувства, Феодор, не напоминай.
— Извини, цезарь, но ничего личного. Постарайся понять меня. Наиболее эффективно объединение перед лицом общего врага. Позволь мне изложить мой план — его можно было бы назвать «Осуждение Трёх Глав...»
В зале Латеранского дворца в Риме, стоявшем сразу за воротами Асинариа[134], легат или апокрисиарий папы, Стефан, высокий и крепко сложенный мужчина с орлиным носом, собирался обратиться к священникам, спешно созванным на совет. В руках Стефан держал свиток с указом Юстиниана, только что полученный из Константинополя.
— Его святейшество, папа Вигилий, не может почтить нас своим присутствием, ибо в данный момент находится на пути в Константинополь по приглашению императора! — громко произнёс Стефан и строго оглядел собравшихся. — Боюсь, что причиной такого приглашения могло стать вот это!
Он сердито взмахнул свитком.
— Здесь очередная уловка императора Юстиниана, чтобы заставить нас пойти на соглашение с монофизитами! — Стефан уже почти кричал. — Он считает нас идиотами, если думает, что мы на неё купимся! В этом свитке содержится осуждение трёх учений вековой давности — Юстиниан называет их «Главами». Феодор Мопсуестийский, Теодеред из Кира и Ибас из Одессы...
— А в чём, собственно, дело? — удивлённо перебил Стефана один из диаконов.
— Три этих автора — несторианцы. Для тех из вас, кто плохо знаком с историей церкви, я постараюсь объяснить чуть подробнее. Вернёмся во времена императора Феодосия Второго. Нестор, патриарх Константинопольский, выдвинул теорию, что Христос по сути своей был человеком — но человеком, которому Бог даровал божественную сущность, почему его и стали называть Богочеловеком. После Халкидонского собора такая доктрина стала неприемлема равно для нас — ибо мы утверждаем, что Христос имел две природы, человеческую и божественную, — и для монофизитов, считающих, что Христос имеет лишь божественную сущность...
