— Дивизион, строиться!— объявил, выйдя на крыльцо, дневальный.
«Товарищ Петров» подтягивая штанишки, побежал в сторону курилки, Юрка нехотя поплёлся за проходную.
У офицерских домиков — никого, все женщины собрались на лужайке, с ними о чём-то вёл разговор замполит майор Зотов. Там же вертелись и малыши. Юрка шмыгнул за первый домик, ему сейчас не хотелось ни с кем встречаться. Что, если Шах и в самом деле перестанет с ним дружить? И «дядя Стёпа»? И оператор Козырев?
Он всегда стоит в конце строя, это называется — на левом фланге. Вчера и позавчера, когда старшина строил дивизион, а он, Юрка, проходил мимо, Козырев, приветливо улыбаясь, манил его к себе, иди, мол, становись рядом, места хватит. Хорошо бы стать с ним рядом и шагать вместе со всеми. Раз-два, левой! Выше ногу! Левой, левой, дивизион — стой! Если Шах скажет Козыреву, какой он, Юрка, нехороший человек, вряд ли Козырев позовёт его снова. И во всём виноват этот прилипчивый, как муха, «товарищ Петров». Да нет же, почему же он виноват? Малышу тоже, как и ему, Юрке, с кем-то играть хочется... Ох, как нехорошо опять получилось...
На крыльце дома, на скамеечке, стояла кастрюля с остывающим компотом. Если бы не она, Юрка, возможно, и не вспомнил бы, что ему следует позаботиться о еде для Дункана, ведь голодного его нельзя выводить на пост. И что сказал бы Шахназаров?..
Разжечь газовую плиту, вскипятить воду и опустить в кастрюлю мясо — большой кусок его нашёлся в холодильнике — оказалось делом скорым и нетрудным. Мясо варилось, кипело. Сюда ещё несколько картошин,— Шах говорил, можно и не чистить, можно разрезать на четыре части и сварить прямо в кожуре,— крупы немножко. Крупу Юрка нашёл в кухонном столбике.
Пока мясо варится, можно засыпать и крупу. Картошку — потом. А что, если и картошку положить сразу? Какая разница? Пусть варится всё! Скорее поспеет. Картошку Юрка обнаружил в чулане, в алюминиевой корзинке. Выбрал пять штук самых больших, разрезал каждую на четыре части, опустил в кастрюлю и ушёл в свою комнату обёртывать книги — послезавтра в школу.
За этим занятием и застал его отец. Он стоял в дверях, глядел на Юрку и улыбался. А тому было не до улыбок.
— Па-ап, зачем ты наказал Шаха?
— По-моему, сын, это не твоё дело.
— Моё,— упрямо сказал Юрка.— Шах не виноват, потому что...
— Это мне лучше знать.
— И мне лучше.
— По всей вероятности, женщины наши задержатся. Будем обедать. Ремень-то сними, пистолет ведь тяжёлый, тянет.
— Ничего и не тяжёлый. И мне Дункана скоро на пост вести.
— О-о, тогда другое дело. А вон и наши женщины идут.
Оля с порога обрадовано бросилась на руки к отцу, такая уж ласочка, любит, чтобы её постоянно по головке гладили. А мама... она явно чем-то встревожена...
— Разве так кашеварят, мужчины? Пригорает же... Боже, что вы тут затеяли?
Едва она сняла с кастрюли крышку — ударило гарью, помешала в кастрюле и окончательно расстроилась.
— Ничего не понимаю. Что за бурда? И для кого вы её готовите?
Папа удивлённо повёл плечами, взглянул на Юрку.
— И никакая не бурда,— с обидой выкрикнул тот.— Для Рекса и Венеры обед готовит Шах, а я — для Дункана. Я тоже помощник начальника караула, понятно? И буду на пост Дункана водить... Ну как ты, мама, не понимаешь?
— Вот теперь кое-что понимаю. Килограмм мяса на суп для Дункана... А чем я вас буду завтра кормить?
Папа зачем-то прикрыл рот ладошкой и заспешил с Олей к столу.
— Мать, войди в его положение. Несение службы — благородное дело, и мне кажется, ты должна ему помочь. Когда и что готовить для Дункана — решайте вдвоём. А варит пусть сам, только сам...
— Конечно!— обрадовался Юрка.— И Шах мне это говорил.
Мама выключила газ: «Ох, Юрка, Юрка, горе ты моё»,— но было понятно, что если она ещё и сердится, то совсем немножко.
— Садись за стол, помощник начальника караула. Куда мне деваться — одно начальство кругом...
Папа подмигнул Юрке, шепнул тихонько, нагнувшись:
— Пронесло, правда? После обеда — со мной на огневую. Согласен?
Ещё бы! Он давно мечтал попасть туда.
Когда Юрке случалось раньше идти куда-нибудь с отцом, он обязательно брал его за руку: папа был большой и сильный, и рука у него была большая и сильная, и было приятно ощущать и чувствовать это. Но то было раньше, позволить себе такое сейчас Юрка никак не мог. На нём теперь форма с солдатскими погонами, на боку всамделишний пистолет в кобуре. Он теперь солдат, а не какой-нибудь сопливый мальчишка, и вести себя должен как солдат.
