Чаадаев стоял, скрестив руки, и ни одна мысль не отражалась на его огромном блестящем лбу».
И наконец, после реплики «здравомыслящего человека» Чаадаева «Тургенев улыбнулся. Когда все расходились, он сказал Вильгельму дружески и вместе снисходительно:
— Я питаю уважение к мечтам моей юности. Опытность часто останавливает стремление к добру. Какое счастье, что мы еще неопытны!»
Это Чаадаев «Кюхли», поданный через Кюхельбекера, Пушкина, Тургенева и очень осторожно непосредственно автором.
Чаадаев «Вазир-Мухтара» развернут, и главное, что осталось от прежнего отношения к своему герою, это неприкрытая, недобрая ирония, ставшая преимущественным повествовательным приемом изображения этого человека.
В «Вазир-Мухтаре» Чаадаев подан только через Грибоедова, который сам от первого до второго романа претерпел немалые превращения. Свое мнение о событиях и людях Тынянов в «Смерти Вазир-Мухтара» препоручает сообщить Грибоедову.
Портрет, без которого у Тынянова не появляется ни один человек, всегда важнейший элемент характеристики действующего лица, и поэтому эволюция портрета дает возможность проследить изменения модели.
Кроме приведенных в «Кюхле» есть еще два куска портрета Чаадаева:
«…с бледным гусаром. Лоб гусара был высокий, глаза холодные, серые. Улыбаясь язвительно тонкими губами…»
«…блестящий его мундир выделялся среди черных и цветных сюртуков и фраков. Белесоватые его глаза равнодушно скользнули…»
А вот Чаадаев в «Смерти Вазир-Мухтара».
«Перед столом с выражением ужаса стоял Чаадаев.
Он был в длинном, цвета московского пожара, халате.
Тотчас же он сделал неуловимое сумасшедшее движение ускользнуть в соседнюю комнату. Бледно-голубые, белесые глаза прятались от Грибоедова».
«Медленно совершалось превращение халата. Сначала он вис бурой тряпкой, потом складок стало меньше, он распрямился. Чаадаев улыбнулся. Лицо его было неестественной белизны, как у булочников или мумий. Он был высок, строен и вместе хрупок. Казалось, если прикоснуться к нему пальцем, он рассыплется».
«Он (Грибоедов. — А.Б.) почувствовал неестественность белого лица и блестящих голубых глаз…»
«Человек в халате цвета московского пожара, в черном колпаке, быть может, сумасшедший…» [134]
«Чаадаев сбросил на стол черный колпак с головы. Открылась лысина — высокая, сияющая».
Между Чаадаевым «Кюхли» и Чаадаевым «Смерти Вазир-Мухтара» — девять лет. Они схожи друг с другом только бледностью, белесыми глазами и высоким лбом.
Чаадаев и дом, в котором он живет, связаны параллелизмом. Параллелизм построен на безумии.
«Дом был с придурью… Дом Левашовых был не простой дом… в каждом флигеле по разным причинам проживающие лица: кто из дружбы, кто из милости, кто для удовольствия, кто по необходимости, кто без всякого резона… Чаадаев сюда переехал на житье по всем резонам сразу, особенно по последнему»[135].
Первое, что замечает Грибоедов, подойдя к дому, это то, что «дом был с придурью».
И первое, что замечает он, увидев Чаадаева, то, что «он сделал неуловимое сумасшедшее движение…».
Сумасшедший человек живет в сумасшедшем доме.
Дальше идет сцена Грибоедова с Чаадаевым, в которой с успехом доказано, что Чаадаев сумасшедший.
Начинается с безумия мнительности.
«— Дело в том, что я болен.
— Да, вы бледны, — сказал рассеянно Грибоедов…
— Не то, — протянул Чаадаев, задыхаясь, — я что же, по-вашему, бледен?
— Слегка…
— Я страшно болен, — сказал упавшим голосом Чаадаев… — У меня обнаружились рюматизмы в голове. Вы на язык взгляните, — и он высунул гостю язык.
— Язык хорош, — рассмеялся Грибоедов.
— Язык-то, может быть, хорош, — подозрительно поглядел на него Чаадаев, — но главное — это слабость желудка и вертижи. Всякий день встаю с надеждой, ложусь без надежды».
Грибоедов советует Чаадаеву лечиться по его системе. Его система — «скакание на перекладных».
Но оказывается, что и эта система бесплодна, и Грибоедов признается: «Так и не нахожу себя самого». (За несколько часов до беседы с Чаадаевым Грибоедов сказал Эту же фразу Ермолову.)
Чаадаев подхватывает. «Вот как, — сказал, с интересом всматриваясь в него, Чаадаев, — но ведь это болезнь, Это называется боязнь пространства, агорафобия».
