А Петербург и Москва были заняты своими делами и вовсе не ждали его.
А он все-таки вполз нежданным гостем и в Петербург и в Москву. И там строго был распечен графом Нессельродом Вазир-Мухтар. И опять превратился в Грибоедова, в Александра Сергеевича, в Александра».
«Так получили строгий выговор генерал Паскевич и полномочный министр Грибоедов. Карьера Вазир-Мухтара была испорчена».
«А Вазир-Мухтар, после выговора, притих, стал неслышен».
Мертвый, несуществующий человек продолжает свое существование, свое движение в машине, именуемой государством.
В «Подпоручике Киже», написанном в то же время, что и «Вазир-Мухтар», это движение в машине, именуемой государством, развернуло сюжет и превратило случай в характернейшую закономерность.
И снова в Тейран едет Вазир-Мухтар, только другой: «граф Симонич, старый, подслеповатый генерал на пенсионе, был извлечен из отставки и назначен Вазир-Мухтаром». А из Тейрана в тахтреване везут ящик. В ящике — Вазир-Мухтар. И снова уже другой поэт — Пушкин — спешит на Кавказ из России. И думает он: «Могучие обстоятельства… Поручим себя провидению». И это написано так, будто другой поэт повторит судьбу своего погубленного собрата. И написано это как вечный великий эпос, как Библия. И все, что случилось в романе, будет случаться всегда…
Тынянов строит роман, как алгебраическую формулу, в которую вместо букв можно подставить любое значение — любые цифры, яблоки, поезда, бассейны или другого человека. Но всегда ли бывает так, только так, или так писать можно было только о Грибоедове, частный случай которого, его эмпирическое, арифметическое значение Тынянов превращает в абсолютную формулу исторического процесса? «Все повторяется, — думает писатель. — Ветер возвращается на круги своя». Это торжественно и безнадежно, как Екклезиаст…
Грибоедов изображен в романе не только как исторический деятель, не только как человек в истории, даже такой, в которой начали осуществляться самые плохие ожидания, но главным образом как общечеловеческое, внеисторическое начало, как категория. Необычайная значительность романа именно в том, что частный, единичный случай превращен в широкое обобщение. И этот случай нужен как один из двух возможных вариантов в решении проблемы интеллигенции и революции.
Создавая роман о дипломате, Тынянов использовал все преимущества, которые давала эта профессия для его концепции Грибоедова.
О дипломатах у Тынянова сказано: «Отъединенные, отпавшие от людей в экстерриториальных… дворцах, они выработали особые приемы поведения».
Отъединенный, отпавший. Желтая персидская пустыня… Зеленая русская пустыня… Грибоедов. Грибоедов в пустыне.
Его действия уходят из реальных обстоятельств времени и превращаются в знаки вещей — бесконечных и внеисторичных. «Дипломаты экстерриториальны, оторваны. Поэтому каждое вседневное человеческое действие превращается в особый обряд. Обыкновенный обед вырос у них до безобразных размеров Обеда».
Тынянов ищет стилистический эквивалент материалу и строит книгу о дипломате по законам его деятельности.
Роман построен как дипломатическая комбинация.
Дипломатическая комбинация построена так:
«Как африканские туземцы, в начале XIX века добывавшие яд, который они называли «кока», и опьянявшиеся им, шагали в бреду через щепочки, потому что они казались им бревнами, — так дипломаты поднимали в своих бокалах не портвейн или мадеру, а Пруссию или Испанию».
Главная дипломатическая комбинация романа заключается в том, что герои его притворяются обыкновенными людьми, а на самом деле они несут миссию всечеловеческого обобщения, что обыкновенные действия, понятные всем людям, на самом деле таят в себе глубокий, невидимый для всех людей смысл, что эти действия и являются настоящими, но они скрыты и многозначительны, что люди, поднимающие в своих бокалах портвейн или мадеру, на самом деле поднимают судьбы времени и России, и в бокалах их не вино, а кровь повешенных и сосланных и его, Грибоедова, кровь. Главная комбинация романа — это его многозначительность и спрятанность под обыкновенными вещами судеб людей, государств и эпох.
