Я не хочу, чтобы серьезная литературная дискуссия тех лет сейчас показалась лишь спором о словах. Спор был не о словах. Спор был о хрестоматийном глянце: какая нужна литература — с хрестоматийным глянцем или без него.
В таком споре, конечно, Тынянов и Вересаев не были противниками. Их разделяли более скромные и менее очевидные предметы: жизнь героя и дело жизни героя.
Роман Тынянова о далеком прошлом был полемически направлен против ложных представлений о «живом человеке» в современной литературе и против столь же ложных в истории. Конкретным адресатом был Вересаев. О своих намерениях Тынянов говорит совершенно недвусмысленно, он стремится «снять грим, наложенный на великого поэта усилиями комментаторов, развеять дым легенд, окружающих его имя. Живой Пушкин, а не «Пушкин в жизни» — вот что интересует Тынянова; в противном случае творческая судьба поэта выпадает из поля зрения читателя, остаются в памяти лишь бытовая обстановка, бытовые аксессуары. Разве не случайно то обстоятельство, что в известном труде Вересаева Пушкин, как поэт, почти не фигурирует?»[184]
Тынянов соединил дело поэта с его жизнью. Это выходило за пределы частного пушкиноведения и вводило тыняновский роман в русло историко-литературного процесса 30-х годов.
Написанные в те же годы романы И. А. Новикова «Пушкин в Михайловском» и «Пушкин на юге» возвращают нас к самой уязвимой части концепции Вересаева.
Вересаев это почувствовал и оценил в творчестве Новикова именно то, что он «способен даже самого неподготовленного читателя заставить полюбить Пушкина не только в его творчестве, но и в жизни»[185].
Отличие книг Новикова от книги Вересаева в том, что у Новикова стихи представлены обильно. Но вместо одного Пушкина у Новикова их сразу два: один — поэт, другой — человек. Соединяются они сообщением о том, что этот человек написал это стихотворение. Ощущения естественного следствия того, что такой человек в таких обстоятельствах должен был написать такое стихотворение, нет.
При всех достоинствах романов, написанных человеком, любящим Пушкина и знающим наизусть многие его стихотворения, необходимо сказать, что эти романы написаны ошибочным методом.
Метод заключается в следующем: выбираются наиболее существенные, по мнению автора, для описываемого периода стихотворения, и на этих опорных точках строится жизненный путь поэта. Романы Новикова представляют собой антологию из полусотни законченных стихотворений и стихотворных отрывков Пушкина, между которыми рассказано о событиях, игравших более или менее существенную роль в жизни автора этих стихотворений и отрывков. О событиях рассказано разными способами, с пейзажами и метафорами или без них. Повествование Новикова представляет собой комбинацию разыгранных в лицах эпизодов и повисших на них примечаний, набранных мелким шрифтом. Мелкий шрифт — это информация — в контексте она звучит как прозаизм — о том, чем вызвано выше- или нижеупомянутое стихотворение. Комбинируются разыгранные в лицах эпизоды и примечания к ним следующим образом:
«Такою и теперь вспоминалась ему эта ночь! Странная девушка… Сдерживаемая горячность ее существа сказывалась и в самой ее походке, несколько настороженной и даже как бы крадущейся. Так, незаметно, под чадрой темной ночи, могла бы она внезапно возникнуть и у входа в кибитку… (Многоточия Новикова. — А.Б.)
Что было тут правдой и что воображением? Впрочем, воображение нередко угадывает именно ту поэтическую скрытую правду, которая не уступит и самому непреложному факту. Так и этот пригрезившийся и никак не воплотившийся в жизни роман стал подлинным фактом в творческой жизни самого Пушкина».
Таким же способом сделаны целые полосы пушкинской жизни и линии пушкинских взаимоотношений с людьми.
Романы Новикова написаны крупным и мелким шрифтом, и, как в учебнике, предполагается, что мелкий шрифт читать не обязательно.
Мелкий шрифт — прозаизм — это прием, с помощью которого отодвигается несущественный, по мнению автора, материал. Таким способом сделаны взаимоотношения Пушкина с Воронцовым. В этом случае вызывает возражения уже не столько прием, сколько приложение его к важнейшему периоду биографии Пушкина.
