А сам он попадает в ссылку.
Все это совершенно неправильно. Неправильно то, что все разваливается, вероятно, не вполне правильно, что он отправлен в ссылку, и неправильно описана сама ссылка.
Дело Петра не было уничтожено, не было прекращено и даже не было прервано. Оно было сильно замедлено в развитии. Но сила, сообщенная делу Петром, была так значительна, что когда Екатерина II собиралась «заняться каким-нибудь новым установлением», она приказывала «порыться в архивах и отыскать: не говорено ли было уже о том при Петре Великом? И почти всегда открывается, что предполагаемое дело было уже им обдумано»[166].
Тынянов не первый раз отправляет в ссылку Петра. История ссылки важна, и писатель рассказывает ее с подробностями.
«Екатерина поставила на площадь Сената Фальконетов памятник Петра — Другой, предназначавшийся для площади памятник, расстрелиев Петр, был забракован, и Павел вернул его, как возвращал сосланных матерью людей из ссылки, но место уже было занято, и он поставил его перед своим замком, в почетную ссылку».
Это не «Восковая персона». Это — «Кюхля».
Ссылка Петра не была для Тынянова увлечением строки. Это было воззрением, и таким, которое не проходит или приходит в очередной период творческого развития, а существует независимо от периодов, как всякая серьезная и разрабатываемая мысль.
Бесплодность дела Петра, спор человека и истории и кара, которую должен понести Петр, были не минутным вдохновением, пустяком, штучкой, придуманной к месту для поддержания концепции, а воззрением, настойчивой мыслью, темой, начатой еще в «Кюхле», то есть в другом «периоде», и только более обстоятельно развернутыми в «Восковой персоне».
Но зачем и за что Тынянов отправляет Петра в ссылку?
Ссылка Петра — это наказание не только за дело, которое стоило неисчисленной крови и оказалось преходящим, бесплодным и умирающим вместе с ним.
Ссылка Петра — это наказание еще и за ту кровь, которую даже не требовал процесс социально-экономического развития.
Но ссылка Петра — это расплата самодержца, который всегда может подвергнуться действию им же внедренной жестокости.
Эти мысли оказались важными и развивающимися: вся концепция николаевского царствования в «Кюхле», «Смерти Вазир-Мухтара» и «Малолетном Витушишникове» построена на гибели системы из-за ее собственной гибельности.
Но, увы, осуждение Ивана Грозного, Павла и Николая совершилось, как суд фараона, — после их смерти.
Ссылка, в которую отправляют восковое подобие Петра, Тыняновым описана тенденциозно.
Восковое подобие отправлено в куншткамору, а куншткамора изображена как собрание монстров и натуралий, причем монстры подчеркнуто выделены, а натуралии столь же подчеркнуто приглушены.
Несмотря на то что слово «монстр» вошло решительно во все словари, Тынянов в «Списке старых и иностранных слов и выражений в повести «Восковая персона» [167] его объясняет: «Монстр, монштар (французское monstre, латинское monstrum) — урод, чудовище, достопримечательность, курьез».
Слово «натуралия», не вошедшее в современные словари и даже не попавшее к Далю, в «Список», составленный Тыняновым, тоже не входит. О натуралиях в повести сказано вскользь. Натуралии Тынянова не интересуют. Его интересуют монстры.
Куншткамора в повести «Восковая персона» сделана приемом прямого параллелизма: Россия — куншткамора. Куншткамора же описана как собрание уродов, чудовищ и курьезов.
На самом деле все это было далеко не так.
В 1793 году было «издано по Высочайшему повелению Императорской Академии Наук Унтер-Библиотекарем Осипом Беляевым» сочинение под названием «Кабинет Петра Великого»[168], а в 1837 году — «Опись предметам, сохраняющимся при Императорской Академии Наук (в здании Кунсткамеры), в отделении, называемом: Кабинет Петра Великого, приведенном в новое устройство в 1837 году»[169]. В обеих книгах перечислены предметы, поступавшие в кунсткамеру при Петре и после его смерти. В книге Беляева рассказана история кунсткамеры. Обе работы характерны тем, что в них подчеркнуто научное значение первого музея России.
Вот что рассказывает Беляев.
«Петр Великий, будучи в 1698 году в сем городе (Амстердаме. —
