Тысяцкий опять с полным пониманием качнул высокой дорогой шапкой.
Полчища Чингисхана под водительством нойонов Субудая и Джебе, покорив семь кавказских народов, затем разгромили половцев, умертвили большую часть их воинов, а за оставшимися в живых гнались.
Из горестного рассказа подоспевшего полоцкого бага-тура можно было понять, что враг не только силен, но и очень коварен. Половцы поначалу воевали в союзе с аланами. Но неожиданно от татарского военачальника Субудая пришли к Юрию Кончаковичу послы со многими дарами, с ласковыми приветствиями и с уверениями, что татары и половцы — единоплеменники, а аланы — их общие враги. Юрий Кончакович поверил, отправил нарочных с ответными дарами. Татары легко расправились с оставшимися в одиночестве аланами, а затем принялись за половцев. Раскаялся хан Юрий Кончакович, да уж поздно.
Перепуганные ханы Котян и Бастый прибежали на Русь не с пустыми руками: щедро одаривали всех русских князей быстроногими половецкими скоками да девками — прекрасными невольницами.
Съезд в Киеве состоялся в апреле. Выдался теплый солнечный день, потому совещались, по обыкновению, на ковре. Котян с Бастыем смирно сидели в сторонке под полотняным пологом, внимая тому, что говорили князья. Бастый русскую речь понимал с трудом, чтобы лучше слышать, снял мохнатую шапку, обнажив до блеска выбритый череп. В особо сложных, неясных случаях клонился всем телом к Котяну, тот досадливо отстранялся, но затем, дождавшись, когда русские князья на время смолкнут, перетолмачивал на половецкий язык услышанное.
Приехавшие из разных уделов князья не выказывали охоты вступать в брань, отмалчивались и раздумывали.
— Если мы, братья, — увещевал Мстислав Удатный, — не поможем половцам, то они предадутся татарам, и тогда у них станет еще больше силы.
Братья тупились, почесывали в затылках. Молодые князья переглядывались, ерзали на ковре, но сказать раньше старых, умудренных сотоварищей не отваживались.
— Соберем воинство в миг один, ежели ворог посунется, — продолжал уговоры Удатный, все время держа в уме, что Всеволодовичи не прибыли. О них не поминали, но помнили.
Наконец все завозились, загудели с одобрением, а иные — без одобрения:
— Верно молвишь!
— Вестимо так, но пошто самим на рожон лезть?
— Покуда зараньше изготовимся, чтобы нас врасплох не застали.
И тут не выдержал, вскочил на ноги Даниил Волынский. Утишая волнение, он то поглаживал тонкие усики, то оправлял золотое зерцало, снял малиновую, шитую жемчугом шапку, пригладил рыжеватые кудри.
— Говори смело, Данила! — ободрил его Мстислав Удатный, любуясь своим зятем.
Сейчас Даниле восемнадцать, а женил его Мстислав на своей дочери Анне, когда ему едва минуло четырнадцать. Но уже тогда показал зятек себя князем возмужалым и воинственным, сразу же возглавил поход против ляхов, которые захватили Волынскую украйну. Одержал победу и стал называться князем Волынским.
— Молви, молви слово золотое нам, старым бздунам, в поучение, — неопределенно, то ли поощряя, то ли неудовольствие тая, проговорил старший по возрасту князь киевский.
— И молвлю! — Данила снова водрузил шапку на голову, прокашлялся, скрывая волнение. — Не раз половцы разоряли нашу землю и уходили, не получив возмездия. А когда мы сами ходили к ним, то возвращались с добычей. — Тут Данила вспомнил о важных гостях, смущенно покосился на ханов, но продолжал недрогнувшим голосом: — Да, сами половцы не раз вели себя на нашей земле хищно и жестоко. Коли нынче други и сваты они нам, коли с нами заодно они, надо идти бить общего ворога, а не ждать его в своем отечестве. — Сказав все это скороговоркой, Данила опустился на колени, взглядом умоляя старших князей внять ему.
— Лучше нам принять их на чужой земле, на половецкой, чем на своей, где жены и дети наши и все добро наше — вся наша жизнь, — поддержал его князь черниговский.
— Аминь, истинно так? — заключил Мстислав Киевский. — Пока я нахожусь в Киеве — по эту сторону Яика, и Понтийского моря, и реки Дуная, татарской сабле не махать.
Решение идти в степь искать неприятеля так обрадовало ханов, что Бастый решил немедленно креститься, сказал на ломаном русском языке:
