Юрий Данилович: След - страница 25

Ужели не в прибыток эта война?..

Долго сидели молча бояре. Безмолвно переминались с ноги на ногу купцы да выборные. Князь не гнал их высказываться, давая время прикинуть на умственных весцах, что услышали.

- Стало быть, не избежать войны, - раздумчиво, не по-московски окая, произнёс тысяцкий Протасий Вельяминов.

- Дак чего от неё и бегать-то, - готовно поддакнул Фёдор Бяконт. - Коли пришла нужда, так от неё все одно не отвертишься.

Собственно, этих двух согласных мнений было вполне достаточно, чтобы порешить дело, но здесь подал голос боярин Еремей Редегин:

- Так-то оно так. Да я вот в толк не возьму: какая нам такая нужда Рязань-то воевать? Навроде они нам худа покуда не делали?

- Ан и добра от них с курью грудь, - усмехнулся Акинфа Гаврилыч Ботря, по прозванию Великий.

За что ему было дано такое прозвище, сказать трудно. Отец его, переяславский житель, верой и правдой служил отцу Данилы и ещё в молодости отличился доблестью в Ладожском побоище, за что и стал милостником Александра Невского, однако сам Ботря ничем примечательным, кроме того, что был большой охотник до девок да чужих жён, не прославился. Может, за ту охоту и звали его Великим?

- По мне дак, - продолжал Ботря, - коли поднял меч, так и опускать его следоват немедля, пока самому в дых не подпёрло.

- Так рази мы меч-то ужо подняли? - не унялся Редегин и вопросительно поглядел на князя. - Я-то мыслю, что Данила Лександрыч нас к себе позвал, чтобы и наше слово услышать, так ли?

- Не стоят царства на крови, - в лад Редегину сказал владетель обширного и богатого сёла на берегу Москвы-реки боярин Семчинский. И добавил, как попрекнул, глядя в глаза князю: - Разве князь рязанский не брат тебе?

Ишь ты, какой праведник выискался!

Ныне после заутрени отче Порфирий, княжев духовный наставник и игумен монастыря, основанного Данилой на Москве, теми же словами пытался урезонить его, Богом молил не творить зла на Руси, не делать того, что задумал, упрекал в страсти к стяжательству.

Да ведь не ведал высшей цели старик и не мог бы поверить, даже если бы и сознался ему Даниил Александрович, что на ту высшую цель он вразумлён самим Господом!

Поди-ка поверь, когда и по сю пору Данила сам сомневается: даже ради той высшей цели волен ли он лить русскую кровь?

- Ну а что иные-прочие думают? - не поднимая глаз, спросил Даниил Александрович.

Думали разно. Но боле-то склонялись к тому, что, мол, хоша война - дело прибыльное, однако ж сурьёзное и неверное, в том, мол, смысле, что не в силах ныне Москве с Рязанью-то ратиться, да и не в честь…

То и предчувствовал Даниил Александрович, когда созывал наибольших и первых людей на совет: душевно не готовы были ещё москвичи воевать! Чего воевать-то, когда луга обильны и скот на них тучен? Однако не зрят людишки вперёд, не видят далее собственного сытого брюха. Но он на то и князь над ними, чтобы им путь указать.

Ладноть…

Даниил Александрович поднял взгляд на собрание. И взгляд его был твёрд и крепок.

- А сильна ли Тверь? - неожиданно спросил он. Вопрос застал врасплох - говорили-то про Рязань. Поочерёдно князь обводил злым взглядом собравшихся.

- Известно, Тверь - чаша полная, - за всех ответил Ермола Васкин, купец.

- То-то, что чаша полная, - согласился князь. - А чем тверцы ту чашу наполнили? - вновь спросил он, но ждать ответа не стал, сам ответил: - Волгой, путём купеческим! С Великого Новгорода гости идут - плати князю Михаиле! Снизу гости в Новгород подымаются, снова плати в казну княжеву!

- Так, - теперь уже единодушно закивали и купцы, и бояре, и прочие. Выгода Твери всем была очевидна, нечего было и пояснять!

- А кто к нам в Залесье путь торит? - продолжал князь. - Я вон на Яузе тож мытный двор[31] открыл. А много ли мытники в казну несут? Мне их скоро дороже кормить станет! А рази Москва-то не таровита?

- Обильна товаром-то!.. - вновь согласились.

- Так на большой гостевой путь выходить нам пора!

- Али на Тверь? - ужаснулся кто-то у дверей из непонятливых.

На него зашикали:

- Окстись!

- Чего мелешь!

Даниил Александрович переждал шум и сказал тихо, но внятно: