Юрий Данилович: След - страница 151

Шрифт
Интервал

стр.

Но хорош и он был бы татарин, кабы не искал путей к спасению? А в чём могло быть для него спасение? Да лишь в том, чтобы хан не узнал всей правды о Бортенево!

А кто мог сказать хану всю правду о том, что произошло и как там было на самом деле? Только Кончака! Да если бы, после того что ей довелось пережить, царевна увидела брата, то уж нет сомнений, - она бы ему в лучшем виде представила, во всех мелочах и подробностях (ведь главное-то - в подробностях!), да ещё, глядишь, по бабьей злости чего от себя приплела! В том и суть!

А потому как грехов на Кавгадые висело что репейников у драного пса на хвосте, так и терять ему было нечего. А приобрести он мог жизнь. Так что стоило рисковать. И бедная царевна-княгиня Агафья-Кончака внезапно, них того ни с сего скончалась в Твери некоей загадочной смертью. Не иначе как свои же и отравили, по татарскому лукавому обычаю.

Впрочем, утверждать со всей определённостью, что именно Кавгадый приложил руку к её смерти, конечно нельзя, но и исключить того невозможно. Хотя бы потому, что спустя непродолжительное время после его возвращения в Орду (и после того, как он выполнил то, что было угодно Узбеку!), Кавгадый был казнён лютой казнью. Ту казнь, поди, не один хан, а весь его Диван обдумывал, учитывая всякую подробную мелочь. Да ещё и не один день, поди. Так затейлива была эта казнь!

Сначала Кавгадыю вырвали ногти, затем по суставам срубили пальцы, отрезали уши, выкололи глаза, посекли на ремни кожу, а напоследок вытянули из задницы кишку, затянули её, верёвкой с петлёй, верёвку ту привязали к кобыльему хвосту и повели ту кобылу медленным шагом по сарайским улицам, покуда все кишки из брюха не вымотались.

Ну, это мы вперёд забежали…

А совет Кавгадыя Юрию состоял в том, чтоб вину за Кончакину смерть возложить на Тверского и в том согласно клясться перед Узбеком. Мол, он царёв враг и сестру его уморил. А пошто уморил-то? Так, ить, ведомый враг! Али не доказал того хану под Бортенево? А у врага-то одна мысль, хоть бы чем досадить! Не хотел, видать, Михаил, чтобы татарка стала матерью русских владетелей!

На такой счастливый оборот Юрий и не рассчитывал. Пошёл слух гулять. Слух бывает куда правды сильней, коли выгоден. Поди, тот слух Узбековых ушей раньше достигнет, чем Юрий хана увидит.

А все одно - видеть-то его Юрию не хотелось. Ан ясно было, что так ли, иначе, но суда не избежать. И вот в те месяцы, что прошли после встречи у Синеевского, Юрий предпринял бешеные, неимоверные усилия для того, чтобы, с одной стороны, самому обелиться перед татарами, а с другой - насколько возможно, очернить в их глазах Тверского. Причём последнее сделать оказалось не так уж сложно.

Да и что сложного в том, чтобы кинуть тень на того, кто у всех на виду? В том уж Юрий за долгую борьбу с Михаилом и так насобачился. Умей лишь на пользу себе обратить все, что хорошего ли, худого делает твой противник, тем паче Михаил-то хоть и умён, а бесхитростен. Дел-то много наворотил, ан не шибко заботился, как за те дела станет оправдываться! Да, опять же, куда как легко перед ханом и татарами ложью того обносить, кого хан да татары и безо всякой лжи на дух не выносят.

В том и Иван ему пособил немало. Тот, знать, давно уж припасал до верного случая разные сведения - не про то, так про это. Не без Ивановой помощи и составились поносные грамотки на Тверского. А из тех грамоток, вроде бы собранных ото всех земель, была составлена пространная клевета. Во многом Михаил той клеветой уличался. Были и вовсе пустые жалобы, но были и такие, от коих враз не отвертишься, потому как верные: мол, первый на Руси Михаил ордынский хулитель, мол, излиха ради своей Твери на счёт ханских податей пользуется. Оттого, мол, и сильна стала Тверь. Ежели иные-то обвинения в тех грамотках, собранные до кучи, не стоили и опровержения, то уж эти попробуй-ка опровергни! Тем паче и подсчётцы приложены! Не иначе сам Ванька все то и просчитал загодя!

Мало что, татар побил, мало сестру Узбекову уморил, так ведь он ещё от татар русское серебро утаивает! Ан дело-то просто: Михаил, мол, в сопроводительном к дани пергаменте уменьшает число душ, с коих подати собираются. Число-то душ на Руси величина сильно колеблемая - то мор, то недород, то война. А баскаки последний раз народ по головам пересчитывали аж при хане Берке.


стр.

Похожие книги