Съев сахар, лошадь потянулась бархатистыми губами к уху Прохора, как бы решив попробовать его — вкусное ли оно.
— Ну, ты! — смеясь, отстранился Прохор. — Еще откусишь.
— А что ж, — отозвался хозяин, пожилой крестьянин, с длинными запорожскими седыми усами, отесывая топором оглоблю. — Мне однажды мой конь откусил палец… Поглядите! — показал он согнутый палец.
— Ну, мой не откусит, — сказал Прохор, ласково глядя на лошадь. — Это он балуется… Мы с ним большие друзья… Правда, Васька?..
Хозяин сильным ударом втиснул топор в бревно, подошел к Прохору и, вынув кисет с табаком, радушно предложил:
— Закуривайте, пан казак.
Прохор закурил.
— Гляжу я, да и добрый же у вас коняка, — сказал крестьянин, также закурив. — Ей-ей, правда! Я же сам в кавалерии служил. И вже добре толк в конях понимаю…
— Конь неплохой, — согласился Прохор. — Всю войну на нем прослужил. Немало он меня из беды выручал… А, как знаете, в битвах конь — первый боевой друг.
Лошадь, действительно, была хороша: высокий, ста шестидесяти сантиметров росту, в меру поджарый, светло-рыжей масти с золотистым отливом донской скакун.
По положению взводного урядника Прохор мог бы сам и не чистить своего коня, поручая это делать дневальным казакам, но ему доставляло большое удовольствие самому возиться с лошадью.
— Когда я служил в драгунах, пан казак, — начал было рассказывать что-то хозяин, но в это время во двор торопливо вошел вахмистр Востропятов.
Прохор заметил, что вахмистр был чем-то встревожен.
— Здравствуйте! — кивнул Востропятов Прохору и хозяину. — Чего это ты, Ермаков, вздумал коня холить?.. Уж не на парад ли собираешься?
— На парад в Петроград, — усмехнувшись, шутливо сказал Прохор.
Востропятов пристально посмотрел на Прохора.
— Ты это серьезно?
— Чего?
— Да в Петроград-то?
— Смеюсь.
— А я уж думал, ты в самом деле, — усмехнулся и Востропятов. — Эх, знал бы ты, какой нам парад готовят.
— Что такое? — беспокойно спросил Прохор.
— Кончай чистить коня, — сказал Востропятов. — Пойдем поговорим.
Прохор закончил чистку, отвел лошадь в хлев, прибрал щетку со скребницей и пошел мыть руки в хату.
— Закуривайте, пан вахмистр, — предложил кисет Востропятову хозяин. Добрый тютюн. Такой крепкий, аж дух захватывает… Сам его приготовляю.
— Можно, — беря кисет, проговорил вахмистр.
Вахмистр закурил и, возвращая кисет крестьянину, спросил:
— Ну, как, хозяин, живется?
— Да чего ж, — неопределенно ответил тот. — Живем — хлеб жуем… — И, помолчав, добавил: — Вот прогнали царя, думковали, що в жизни облегчение буде, ан ни черта… Так же с нас налоги дерут, так же пан за аренду земли тяне… Все балакали, що вот-де землю начнут делить крестьянам… Да, должно, ни дьявола того не буде…
— Большевики заставят разделить землю.
Крестьянин живо посмотрел на Востропятова из-под белесых лохматых бровей.
— Большевики, говоришь?
— Да, именно они.
Крестьянин помолчал.
— Это ты, может, и правду кажешь, — раздумчиво проговорил он. — Тут у нас по селу слух идет, що большевики, мол, люди таки — раз чего захотят, так уж наверняка добьются…
— Верно, — согласился Востропятов.
— А это правда, що вони, эти большевики, справедливой жизни добиваются? — спросил крестьянин. — За бедный народ стоят?
— Ну конечно, правда.
Крестьянин хотел еще что-то спросить, но в это время из хаты вышел Прохор и прервал этот интересный разговор.
— Ну, давай, вахмистр, теперь потолкуем.
— Заходьте в горницу, — пригласил хозяин. — Там никого нема.
— Нет, спасибо, — отказался вахмистр. — Некогда. Проводи меня, Ермаков, дорогой скажу.
Они вышли за ворота. Улица была пустынна. Почти все жители деревни находились в поле: убирали просо, гречиху, пахали под зиму. Лишь в центре деревни, у школы, где поместился штаб полка, толпились казаки. Да у большой лужи, посреди улицы, возились ребята, пуская бумажные кораблики.
— Дело, Ермаков, принимает серьезный оборот, — начал вахмистр. — Ты ничего не слыхал?
— Ничего не знаю. О чем?
— Ты давеча сказал, что собираешься на парад в Петроград, так я подумал, что, может, ты знаешь, — сказал Востропятов.
— Это я шутейно сказал.
— Эх ты, тоже мне комитетчик, — насмешливо посмотрел вахмистр на Прохора. — Для чего ты только и сидишь в комитете? Ты знаешь, куда хотят направить наш полк?